Две кругосветки
Шрифт:
— А что же мальчики?
— Мальчики, видимо, спрятались в глубине острова. А когда неприятели уехали, оказались на острове одни.
Беллинсгаузен выслушал, сочувственно покачал головой.
— Чайку не хотите, а, Дмитрий Алексеевич?
— Благодарю покорно! Ежели туда рому капнуть… — улыбнулся бойкий лейтенант, — то тем более не откажусь.
— Михаил, принеси-ка для господина Демидова чаю стаканчик.
Лейтенант присел напротив, на привинченный к полу диван.
— Ну, хорошо, стричься наш дикарь не хочет, а штаны-то он согласен носить? — спросил Беллинсгаузен,
— Обрядили и в штаны, и в рубахи, всё как вы велели, — разулыбался Демидов. — Наряд этот весьма их обоих занимает! — Вот только башмаки всё время скидывают — видимо, по непривычке.
На следующее утро «Восток» уже двигался близ таитянских берегов, взяв курс на мыс Венеры.
Беллинсгаузен выбрал Таити не случайно, и не только изобилие на острове свежих съестных припасов и фруктов было тому причиной. Долгота таитянского мыса Венеры была известна с большой точностью, благодаря тому, что в 1769 году капитан Кук и его команда наблюдали отсюда прохождение Венеры между Землей и Солнцем.
Недавно Беллинсгаузен обсуждал с астрономом Симоновым несомненную пользу того, что астрономы Кука использовали это явление для вычисления расстояния от Земли до Солнца. Учёный был полностью с ним согласен: ведь в следующий раз Венера будет проходить по солнечному диску лишь 6 июня 2012 года — в необозримо далёком будущем!
— Какого, какого июня? — заинтересовалась Луша, крутившаяся рядом: ей разрешали подержать секстан во время ежедневных наблюдений. Всех насмешила.
— Тебе какая разница, какого июня, если это через два века случится, глупышка? — сказал ей Адамс, тоже всегда участвовавший в вычислениях.
Глупышка не обиделась, только украдкой показала Адамсу язык. Капитан почёл за благо это не заметить, продолжив неспешную беседу с астрономом, в которой обсуждалась отличная возможность поверить по известной долготе мыса Венеры корабельные хронометры, и точнее определить координаты вновь открытых экспедицией островов.
Впрочем, забота о припасах — дело для капитана не менее важное. Никакой свежей провизии на борту шлюпа давно не осталось, кроме… Фаддей Фаддеевич поморщился, вспомнив нескольких неприятных на вид куриц, взятых на борт ещё в Австралии и за время долгого плавания повыщипавших одна у другой перья и хвосты.
Тем временем «Восток» прошёл мимо кораллового рифа, ограждающего мыс от ярости открытого моря. Лавируя между рифом и мелью, шлюп узким фарватером последовал на рейд.
С палубы открывались живописные виды благословенных таитянских берегов. Высокие горные утёсы — фиолетовые, коричневые, голубые, — словно зубы дракона, вырисовывались на эмалевой синеве таитянского неба, ровная и широкая долина зеленела у подошвы покрытых лесом гор, а в тени кокосовых и банановых рощ прятались опрятные домики. На песчаном взморье суетились островитяне, плавали по сверкающей глади залива многочисленные лодки — на вёслах и под парусами.
В десять утра «Восток» положил якорь в Матавайском заливе. Сияло солнце. Пьянящий воздух Таити был пропитан
Ещё не успели убраться с парусами, как таитяне на одиночных и двойных лодках, нагруженных плодами, со всех сторон окружили шлюп. Они привезли апельсины, ананасы, лимоны, отаитские яблоки, бананы садовые и лесные, кокосовые орехи, хлебные плоды, коренья таро, ямс, корни имбиря, куриц и яйца.
«Восток» в мгновение ока стал похож на муравейник. Заполонив всю палубу, одни островитяне одни старались поскорей променять привезённый товар, другие уже рассматривали приобретенные на шлюпе вещи: стеклярус, бисер, маленькие зеркальца, иголки, рыбьи крючки, ножи и ножницы.
Всё купленное сложили в один угол. Команде — к полному удовольствию матросов — было позволено есть плоды по желанию, сколько захочется.
Для того, чтобы каждый таитянин, возвратясь домой, был доволен своим торгом, Беллинсгаузен распорядился закупать все плоды, не отвергая даже самые малополезные коренья кавы. Он-то отлично знал, что доброе расположение местного населения куда дороже бисера и ножниц.
С таитянами приехали два матроса — американец и англичанин, которые давно осели на острове и жили тут своими домами. Они собирались предложить свои услуги переводчиков.
Один из них, Вильям, кого-то напоминал Беллинсгаузену, вот только капитан никак не мог припомнить — кого? Одет Вильям был по таитянскому обычаю, и волосы носил по здешней туземной моде — спереди обстрижены, а сзади — все завиты в один локон. Какие у здешних мужчин странные причёски, подумал Беллинсгаузен, будто женские. И за ухом таитянские мужчины носят нераспустившийся цветочный бутон…
Что ж, рассудил капитан, белые, долго живущие в этих краях, становятся похожими обличьем на туземцев. Как например, тот англичанин, который 15 лет назад был для них переводчиком на Нукагиве — Робартс, то ли Робертс… Поначалу они с Крузенштерном и другими офицерами тоже приняли его за туземца.
Беллинсгаузен снова всмотрелся в покрытое бронзовым загаром лицо Вильяма. На вид тому было под пятьдесят, но он был жилист, подтянут, крепок, хотя и не очень широк в плечах. Тело его было испещрено татуировками, а лицо — с твёрдым подбородком и лёгкой сеточкой морщинок вокруг ясных и проницательных серых глаз — это было лицом человека мужественного, энергичного, много повидавшего на своём веку…
Выслушав рассказ Вильяма о том, как тот, оставшись с американского судна, служил какое-то время в Российско-Американской компании, знает всех чиновников в нашей колонии и выучился говорить по-русски, Беллинсгаузен заметил:
— Ваши татуировки отдалённо напоминают мне рисунки, которые наносят на себя туземцы Нукагивы.
— Вы очень наблюдательны, господин капитан. Вы, должно быть, бывали там?
— Бывал. Только давненько.
— Здесь мода почти не меняется, — усмехнулся Вильям. — Я прожил в заливе Таиохае несколько лет, — признался он, — и даже женился там — на прекрасной молодой островитянке.