Две недели дождя
Шрифт:
– Вероятность высокая. Как долго длилась потеря сознания?
– Доктор Ведеева подошла поближе, чтобы проверить ширину зрачков.
– У тебя рана на голове!
– Крис всё обработал. Там ничего страшного. Я пришёл в парк поздно вечером, а очнулся утром.
– Лай пожал плечами, если это и было сотрясение, то несильное. Скорее всего, он просто уснул.
– Крис - это наш судмедэксперт.
– Судмедэксперт? Замечательно. Но Нэван, это может быть что-то действительно серьёзное. Надо сделать МРТ и как можно скорее. Потеря сознания на такой длительный срок, это может быть очень опасно,
– Доктор говорила, продолжая осматривать наложенный Крисом шов. Придраться к его работе не получилось - судмедэксперт и патологоанатом полицейского участка вполне мог управляться и с живыми пациентами.
– Меня больше беспокоит переохлаждение. Не думаю, что у меня с головой что-то серьёзное.
– Лай раздражённо передёрнул плечами. Ещё не хватало, чтобы его отправили в больницу на долгий срок. Он не может оставить Эйчера одного!
– Принимал какие-нибудь лекарства?
– Доктор Ведеева подошла к столу и взяла в руки блокнот, приготовившись записывать. Лай перечислил всё, что дал ему утром Эйчер. Действие их уже должно было закончиться.
– Тогда сейчас сделаем МРТ, а потом проверим, что у нас с переохлаждением. Ночь была холодной, а ты лежал в воде или на земле. Вообще-то, мог и умереть.
Лай кивнул и закрыл глаза. Он старался никогда не спорить с профессионалами за работой. Бессмысленно и велик шанс ошибиться. Доктор Ведеева отвела его в нужный кабинет и проследила за процедурой. Она выглядела озабоченной и даже встревоженной. Лай же чувствовал только навалившуюся апатию и опустошённость. Для одного дня уже произошло слишком много всего, а он ещё и не думал заканчиваться. Результаты МРТ, кажется, приятно удивили доктора. Лай даже не знал, радоваться ему или нет. С одной стороны - хорошо, что ничего серьёзного. С другой - нет никакого объяснения тому, что он был без сознания так долго.
– Что ж, всё не так критично, судя по всему, лёгкое сотрясение.
– Доктор облегчённо выдохнула и сложила снимки в папку.
– Пойдём обратно, надо проверить общее состояние организма. Думаю, ты просто везунчик. Хотя не представляю, как ты мог заснуть в таких условиях.
– Я тоже, - отрешённо ответил Лай. Он оставил попытки пытаться понять, что же произошло с ним ночью. Такое же уже было однажды - в детстве, когда они с Эйчером жили в общежитии при школе. Из памяти выпал целый вечер, и Эйч наотрез отказался рассказывать, что произошло. Вернее, он просто молчал.
– Кстати, раз уж ты всё равно пришёл. Я как раз собиралась звонить тебе вечером. Пришли результаты последних анализов.
– Ведеева покачала головой и потёрла переносицу. Она всегда так делала, когда сомневалась или не была в чём-то уверена.
– Знаешь, физически для твоих головных болей нет никаких причин. Можно сказать, ты здоров. Невролог, конечно, нашёл повышенную возбудимость нервной системы, но это не может быть причиной. По крайней мере, тогда это не зависело бы от погоды. Мне всё больше кажется, что это психосоматическое.
Лай равнодушно пожал плечами. У него не было плохих воспоминаний, связанных с дождём. У него не было нелюбви к нему. Это у матери он всегда вызывал тревогу, она всегда раздражалась больше обычного в такую погоду. Может быть поэтому? Потому
– Тебе стоит сходить к психологу, Нэван.
– Ведеева открыла дверь своего кабинета и пропустила его внутрь.
– Обещай мне, что сходишь.
– Если найду время.
– Лай вернулся в своё кресло и вытянул ноги. Никогда. Ему хватило тестов в полицейской академии.
– Ты вечно находишь причины не ходить. Это же совсем не страшно, даже интересно.
– Ведеева ободряюще улыбнулась. Она искренне хотела помочь своему пациенту, делала всё возможное, но знала так мало....
– Кстати, как ты вообще оказался в том парке, почему на тебя напали?
– Тайна следствия.
– Лай бросил шаблонную фразу. Доктор тем временем выкладывала на столик жутковатого вида измерительные приборы.
– К тому же, вам это совсем не интересно.
– Ты прав, как всегда. Это называется вежливостью - интересоваться делами другого человека, даже если тебе они не очень-то интересны.
– Доктор улыбнулась и подошла к Лаю.
– Надо измерить пульс и температуру. Конечно, симптомы уже сильно смазаны за давностью, но что-нибудь думаю, найдётся.
Лай просто позволил доктору делать всё, что необходимо. Ведеева хмурилась и спешила, она явно приняла его апатичность за результат переохлаждения. Это было не так, вернее, не совсем так. Лаю казалось, что за утро он испытал слишком много эмоций. Сначала Мик в его квартире, потом ещё школа - слишком много на редкость паршивых воспоминаний. И почему только Эйчер решил, что именно школа была отправной точкой? Это могла быть одна из множества квартир. Лай прекрасно понимал - Эйч не ошибается, да и совпадение не могло быть случайным. Кто же тогда? Кто-то, кого он знал лично, кто-то, кто был до или после него? Последнее вряд ли, школу закрыли через несколько лет после того, как они с Эйчером выпустились.
– Сильного переохлаждения тоже нет. Я бы сказала, с учётом погоды этой ночью и твоей одежды, ты мог пролежать на земле часа три, в воде - не больше двух.
– Доктор села за свой стол и начала выписывать рецепты.
– Я сделаю сейчас тебе пару уколов. У тебя есть время? Ты мог бы поспать у меня тут.
– Есть немного. Благодарю.
– Лай действительно был благодарен Ведеевой за то, что она не стала развивать мысль и спрашивать, где он был всю ночь. Разве что убийца сначала положил его на лавочку, а потом только оттащил под куст, при этом стараясь не разбудить.
– Что ж, отлично. Тогда на кушетку. Отдых тебе точно необходим, Нэван.
– Доктор улыбнулась мягко и участливо, впрочем, как и всегда.
– Закончу расследование, возьму пару отгулов. Тогда и отдохну.
– Лай выжал из себя ответную улыбку. Это было проявлением вежливости - отвечать на чужие улыбки. Сейчас ему больше всего хотелось вернуться домой, но он не мог. До тех пор, пока не разгладится потревоженная чернильная гладь воспоминаний о школе, он не хотел возвращаться к Эйчеру. Эйч поймёт, почувствует волны на этой глади, у него всегда это получалось, Лай не знал - как. Уже засыпая, он продолжал спорить с самим собой, убеждая себя, что остаться в больнице, как и хотел Мик, было лучшим решением. И продолжал сомневаться.