Две невесты Петра II
Шрифт:
— Ну и что ж говорят? — спокойно подзадоривал брата князь Сергей.
— А то и говорят, что если бы не знали, так не говорили бы.
— А ты скажи, может, и поверю.
— Увидела она, государыня, как-то светлейшего, когда он входил к ней в опочивальню, сама его и спрашивает: «А чего б нам с тобой, Данилыч, сейчас выпить?»
Громкий смех князя Сергея был ответом. Откинувшись на спинку высокого стула, запрокинув голову, он смеялся так громко, что, казалось, зазвенела на столе хрустальная посуда.
— Что ж ты смеёшься
— Какое! — еле сдерживая смех, ответил Сергей Григорьевич. — Такое разве придумаешь? Такое слышать надо! — И, посерьёзнев, спросил, обращаясь к брату: — А ты думаешь, после ночной попойки они государственные дела решать станут? Как внутри страны что-то наладить или с соседними странами?
— Нет, — в замешательстве пожал плечами князь Алексей.
— Ты вот у него, у Ивана, спроси, о чём он утром, с похмелья проснувшись, думает?
Князь Алексей заинтересованно посмотрел на сына. Иван смущённо улыбнулся, вертя в руках пустой бокал.
— Не стесняйся, Иван, скажи отцу, о чём с похмелья думается поутру.
— Как бы чего выпить, — не глядя на отца, ответил Иван.
— Видишь, вот тебе и ответ молодого человека. И чего ж, Ванюша, более всего выпить охота? — не унимался князь Сергей.
— А это ведь когда чего, — потупясь, улыбнулся Иван.
— Ну и чего же? Да ты не стесняйся, скажи отцу, чтоб он знал, о чём с похмелья думается.
— Когда водочки хватил бы, а когда и рассолу огуречного, — всё так же улыбаясь, ответил Иван.
— Слышишь, что молодость-то говорит: водочки или рассольчику. Так ведь это молодость, а там женщина пожилая, грузная, многими недугами отягощённая...
— Ты, видно, хорошо осведомлен обо всех наших тамошних делах, — перебил его князь Алексей.
— А то как же? Как же я могу свою должность здесь исправлять, ежели не буду знать, что там у вас творится?
— Ну и дела, — пожал плечами удивлённый князь Алексей.
— Всё, всё, дорогой братец, нам известно, — значительно проговорил князь Сергей.
— Так уж и всё? — с сомнением возразил ему князь Алексей.
— Полагаю, что да, известно. Знали мы, что, презрев траур по покойному супругу, пустилась государыня во все тяжкие, да так, что и молодого своего любовника до болезни довела.
— Неужто и это известно? — с нескрываемым интересом спросил князь Алексей.
— Ну как же, знаем, что молодой красавец Левенвольде, её теперешний фаворит, не справился с таким весельем, слёг бедняга в лихорадке.
Князь Сергей снова зашёлся в долгом громком смехе.
В тот же вечер, посоветовавшись с братом, Алексей Григорьевич решил, не медля, отправить Ивана в Петербург, где, по его уверению, настало благоприятное время для молодого человека сделать карьеру, должную его роду. Правда, Сергей Григорьевич предостерёг брата от слишком большой близости к трону.
— Лучше подальше, но надёжнее, — задумчиво глядя
— Что ж надёжнее может быть, чем благорасположение государыни?
— Сегодня государыня есть, а завтра...
— Да что ты такое говоришь? — перебил брата князь Алексей, — Бог с тобой, Сергей!
— Что говорю? Правду. Все мы смертны, а государыня, я слышал, совсем слаба здоровьем.
— Ты что ж, не советуешь ему ехать?
— Нет, почему же, только близко на глаза государыне сразу лезть не следует. — Помолчав, князь добавил с улыбкой: — Она сама его приметит.
— Так что ж ты всё-таки посоветуешь?
— Я уже говорил Ивану и сейчас повторю: учиться ему надо, чтоб сам мог во всех хитростях придворной да и любой другой политики разбираться. А это ох какое непростое дело.
— Так как же быть с ним? — не отступал от брата Алексей Григорьевич.
Князь Сергей задумался, но вдруг, словно вспомнив что-то и оживившись, сказал, обращаясь к Ивану:
— Я тебе, Ванюша, письмо рекомендательное напишу.
— Письмо? — переспросил всё время молчавший Иван. — К девице пригожей или к вдовушке?
— Оставь, Иван, сейчас эти шутки, ты ведь судьбу свою определяешь. Девицы да вдовушки от тебя никуда не денутся...
— А что, он и по вдовушкам у вас ходок? — перебил брата князь Алексей.
— У-у-у, — протянул Сергей Григорьевич, — он тебе сам всё потом расскажет, а теперь о деле надо речь вести. Я тебе, Иван, — продолжал он, — письмо Дам к очень стоящему человеку.
— Кто такой? — полюбопытствовал князь Алексей.
— Имя ему Генрих Фик.
— Как же, как же, наслышаны о нём. Государственный человек, Коммерц-коллегии вице-президент, с ним и государь, бывало, часто совет держал, — уважительно отозвался князь Алексей.
— Вот к нему и будет письмо. Ты, Иван, как приедешь в Петербург, сразу же к нему ступай, скажи, от князя Сергея Долгорукого письмо к нему имеешь, да сам-то князю племянник родной.
Дорога к Петербургу мало занимала Ивана. Погода стояла пасмурная, часто принимался моросить совсем не летний дождь, всё выглядело серым и унылым. Иван почти всё время дремал, привалившись к углу кареты. Ему снились сладкие сны, где охота на зверье перемежалась с видениями польских красоток, которых он покидал с немалым сожалением.
Как-то раз к вечеру, очнувшись от грёз, он выглянул в оконце кареты и приободрился. Дождь перестал; на вечернем небе, освещённом лучами заходящего солнца, словно огромная дуга, повисла разноцветная радуга. По мере захода солнца её краски блекли, скоро они совсем пропали, и на умытом дождём небе показалась луна. Она была какая-то странная, не круглая, как обычно, а урезанная, будто хлебный каравай, от которого отрезали большую горбушку. Он смотрел на неё до тех пор, пока длинные тёмные облака совсем не скрыли её из виду.