Две пьесы о любви

Пахотин Александр Иосифович

Сергей. Так он что, вместе с тобой будет числиться изобретателем?

Владимир. Ну да. А без него я вообще ничего бы не смог.

Сергей. Слушай, но это же несправедливо. Это же наглость. Он же ни при чем. Какой он изобретатель? Ты же говорил, ему же уже за семьдесят.

Владимир. Семьдесят шесть.

Сергей. Тем более. Давай я к вам в институт приду и напишу про твоё изобретение. Тогда он уже не сможет присоседиться к тебе.

Владимир. Не получится. Тебя не допустят. У нас ведь всё засекречено.

Сергей.

Вы что, на военных работаете?

Александр (философски) А кто на них не работает? Я таких ученых не знаю.

Владимир. Почти. Наше изобретение их заинтересовало. Они даже своего специалиста прислали. Курировать будет ход экспериментов.

Сергей. Ладно. У тебя нет выхода. (Обращаясь к Александру) А ты говоришь свобода выбора. Вот тебе и вся свобода. Без начальства – ни шагу.

Александр. Не свобода выбора, а осознанная необходимость выбора. Это разные вещи. Володя же может отказаться от соавторства. Можешь, Володя?

Владимир. Могу, но не буду. Если патент на изобретение пройдет, мне премию большую выпишут. Тогда мы с Иришкой куда-нибудь в Сочи рванем летом недели на две.

Александр. Вот она, свобода! Володя сам осознаёт, что ему надо сделать выбор, и он его делает.

Владимир. Да. В пользу Сочи.

Сергей. Ну, что давайте выпьем за Володьку, за его интеллект и за его будущий роскошный отдых в Сочи. (Хочет налить, но бутылка пуста.)

Александр (видя растерянность Сергея). Ой, я же совсем забыл, у меня в пакете тоже бутылка «столичной» и банка крабов.

Владимир. Доставай.

Сергей (разворачивает пакет и достает содержимое. Затем откупоривает бутылку с водкой и наливает в рюмки). Всё. Пьем за Володьку. Ура!

Александр. Ура! (Чокаются, выпивают)

Затемнение

Сцена седьмая

Квартира Сергея из шестой сцены. Сергей лежит на полу, Александр на диване. Они продолжают разговор, который, видимо, начался после ухода Владимира.

Сергей. Да брось ты. Володька – простой инженер. Он много не рассуждает. Это мы с тобой – «гнилая интеллигенция». Такие, как Володька, считают, что все беды от нас. Мы, мол, мутим народ, подбрасываем всякие идейки про свободу творчества, про свободу слова и прочие буржуазные штучки. Им всё кажется, что надо работать, никуда не влезать, и тогда страна будет процветать. Ты же видишь, как ему не нравятся рассуждения о свободе.

Александр. Да уж! Я не понимаю, почему они все этого боятся. Если наша идеология самая передовая и всепобеждающая, чего мы тогда боимся?

Сергей. Ну, сам понимаешь, Шурик. Не нам с тобой открывать «Железный занавес».

Александр. Но всё равно же его откроют когда-нибудь. Ну, не можем же

мы всю жизнь жить отдельно от всего мира. Зачем я изучаю английский? Чтобы преподавать в школе или в ВУЗе? А зачем его преподавать, если людям нельзя на нем общаться? Где логика?

Сергей. Ладно. Мы с тобой всё понимаем. Но мы, к сожалению, ничего не решаем. Ты, вообще-то, не очень насчёт свободы распространяйся. С Володькой это ещё пройдет, он человек надёжный, хоть и прямолинейный, а вот за других я не ручаюсь. Что нам отец всегда говорил? Не высовывайтесь. Не выступайте.

Александр. Да я понимаю. Я с другими и не разговариваю на эти темы. С тобой-то мы можем говорить откровенно? Ты же всё-таки мой брат.

Сергей. Можем. Только нет от этого никакого толку. Что зря душу бередить?

Александр. Тогда ну её к черту, эту политику! Давай лучше о любви. Я вот о твоей пьесе серьёзно говорил. Там ведь твой герой мечется между двумя женщинами, так?

Сергей. Так.

Александр. А ты сам разве не мечешься между двумя женщинами?

Сергей. Нет. Не мечусь. Я же развелся с Натали.

Александр. Я не о бумажке говорю, а о реальном положении дел.

Сергей. Да не мечусь я. Просто жалко Натали, Дениса… Мы ведь с ней развелись как-то неправильно. Вроде бы и жили нормально, но как-то в диссонанс. Гармонии не было. Всё время мы не совпадали. У неё свои интересы. Я пытался про её картины говорить, так она закрывалась сразу. А моё творчество её вообще не интересовало. Вот мы прожили с ней двенадцать лет, а она, как оказалось, даже ни одной моей статьи не прочитала. У нас и отпуска всегда были в разное время. Доходило до смешного. Если мы договаривались встретиться где-то в какое-то время, то почти никогда не встречались вовремя: то место перепутаем, то время. Я до сих пор не понимаю, как такое могло происходить. А со Светкой – хорошо. Спокойно, без нервов. С ней и поговорить можно и помолчать. Она меня чувствует. И Ленка у неё классная… Я даже думал, вернее, мечтал, что Денис мог бы на ней жениться, когда вырастет. Глупо…

Александр. Конечно, глупо. Я имею в виду твою жизнь. Не понимаю я тебя. Ты ведь сам говоришь, что со Светланой тебе хорошо.

Сергей. Да, хорошо. Спокойно.

Александр. Ну, так и женись. Чего метаться-то?

Сергей. Да не мчусь я. Просто за Натали беспокоюсь, за Дениса. Странно, но после развода Натали будто изменилась, успокоилась, стала такой остроумной интересной и немного печальной. Знаешь, как-будто её подменили. Она мне стала даже нравиться. Неужели развод мог так сильно её изменить?

Александр. Я про то и говорю. Наталья тебе нравится, со Светой тебе хорошо. А в том, что Наталья изменилась, нет ничего удивительного. Не исключаю, конечно, что развод на неё повлиял, хотя, может, и не развод…

Сергей. А что же тогда?

Александр. Ни что, а кто. Может, у неё теперь есть мужчина.

Сергей. Да ладно тебе! Это всё слухи. Мне тоже кто-то говорил, будто у Натальи завёлся хахаль, но я не верю. Какой хахаль? Нет у неё никого.