Две полоски
Шрифт:
А я осталась одна.
***
Мирон
Я дошел до того прохода между домами, куда ушла Алена. Вышел на соседнюю улицу, посмотрел налево, направо… Естественно, ее уже нигде не было. Чего вообще поперся сюда?
Вернулся в машину, посидел немного, не заводя двигатель. А потом возобновил маршрут. В мой навигатор вбит ее адрес. Поеду туда. Она сказала, что ей надо кое-куда зайти. Вполне возможно, что потом она пойдет домой.
Припарковавшись, я вышел,
А, может, Алена тут не живет? Мало ли какой адрес люди пишут в анкетах. Может, она здесь прописана, а обитает в более приличном месте? Тогда я зря здесь торчу.
Я уселся на скамейке в сквере недалеко от дома. Сквер мне нравился больше, чем облезлый двор. Да и вход в подъезд, где должна быть ее квартира, прекрасно просматривается.
В общем, я подожду.
***
Алена
Я легла на кушетку. Испуганная, дрожащая. Без трусов я чувствовала себя особенно беззащитной.
– Согните колени, - произнесла врач.
Она распечатала презерватив, надела его на длинный щуп, поднесла ко мне.
– Расслабьтесь.
Легко сказать! Как можно расслабиться, когда решается твое будущее… И решает его холодный длинный щуп в том самом месте.
Щуп вошел в меня. Это было почти больно.
– Дышите глубже, - услышала я спокойный бесстрастный голос.
Я задышала шумно и глубоко. Это, и правда, помогло.
В последний раз, когда во мне что-то находилось, я тоже шумно дышала, но испытывала совсем другие ощущения. Я умирала от удовольствия.
И теперь жестоко за это расплачиваюсь!
– В полости матки имеется одно плодное яйцо, - произнесла врач.
– Что?
– Вы беременны, - перевела она.
Мне показалось, что меня сейчас вырвет. Сердце как будто подкатило к горлу и пыталось вырваться наружу. В висках стучало, голова кружилось. Перед глазами все плыло.
– Собираетесь рожать?
– услышала я.
– Нет!
Нет, пожалуйста, я не хочу!
– Да, - произнесла я через пару секунд.
– Не знаю.
– Форма правильная, диаметр 3,3 миллиметра. Соответствует четвертой-пятой неделе. Тонус в норме.
Я слышала все эти слова, но плохо понимала. Мыслей не было. Звенящая пустота.
Из меня извлекли щуп, я оделась, постоянно что-то роняя дрожащими руками. Присела на стул, ожидая, пока распечатается результат.
– Медикаментозный аборт можно делать до семи недель, - произнесла врач.
– Он менее травматичен. Обычный - до двенадцати. Затягивать с решением не советую.
Она вручила мне распечатку, я пробормотала:
– Спасибо.
И вышла в коридор. Там снова сидела
А я пошла к выходу. Совершенно одна.
***
Мирон
Я сидел битый час и уже собирался уходить, как увидел ее. Аленку. Она показалась в конце той самой аллеи, где я устроился. Сама шла мне навстречу!
Я сидел, пока она со мной не поравнялась. Она меня в упор не видела, шла, глядя прямо перед собой, задумчивая, погруженная в себя. Я встал, преградил ей путь.
Она попыталась меня обойти, не поднимая головы. Шагнула влево - и я туда же. Она вправо - я снова оказался на ее пути. Только после этого она на меня посмотрела. И мне показалось, что она меня снова не узнала.
Уже не того случайного любовника в косухе, а своего нового босса в деловом костюме. У нее что, снова амнезия?
– Привет, - произнес я.
– Мы не договорили.
Она снова растерянно хлопала глазами.
– Что?
– Должностные инструкции, - нашелся я.
И увлек ее на скамейку.
Она послушно села, сложила руки на коленях, как школьница.
– Мы должны поговорить о том, что ты будешь делать.
Она посмотрела на меня, несколько раз моргнула… И разревелась!
Я не знал, как себя вести. Плачущая женщина - это катастрофа! Надо бежать и прятаться, иначе утонешь в ее слезах и жалобах. Я не переношу женских слез. Просто не переношу. Обычно в таких случаях я делаю ноги.
Но в этот раз я остался. Обнял ее, прижал к себе, гладил по голове и повторял какую-то ерунду вроде:
– Все будет хорошо. Не плачь. Ну, ладно, плачь, раз тебе хочется. Но все же лучше не плакать…
Ее плечи содрогались, она всхлипывала, уткнувшись в мой пиджак. Всхлипы были негромкие, она пыталась сдерживаться, но у нее плохо получалось. Это не были слезы напоказ, как в других случаях, которые я наблюдал. Моей птичке на самом деле было очень-очень плохо.
На нас оглядывались прохожие, но мне было пофиг. Мне просто хотелось успокоить Аленку…
Всхлипы стали реже, плечи вздрагивали не так сильно. Кажется, можно говорить о некотором улучшении. Я продолжал гладить ее по спине. И мне совсем не хотелось выпускать ее из своих объятий.
Она была теплая, хрупкая, слегка дрожала. Я подумал: лучшее лекарство от всех печалей - это секс. Ей бы сейчас не помешала хорошая порция этого лекарства. Я бы мог ей это обеспечить…
– Я испортила ваш пиджак, - произнесла Алена, отрываясь от моего плеча.
Она полезла в сумочку, достала салфетки, начала вытирать глаза и деликатно, как кошка, сморкаться. Я все еще обнимал ее. Когда она опустила ладонь на колено, я взял ее за руку.
– Что случилось?
– спросил я.
– Ничего.