Две повести о Манюне
Шрифт:
– Империалистическую гидру давить? – затрепетала Манька.
– Ага.
– Ооооооо, – закатили мы благоговейно глаза.
– Если бы не секретность этой штуковины, то можно было бы утопить ее в воде и посмотреть, что будет, – сокрушалась я через два дня, когда дяди-Мишина разработка таки благополучно отчалила в Ереван.
– Ага, – вздохнула Манька, – а еще можно было выкинуть ее в окно со второго этажа и посмотреть, отвалится ершик или нет. Только если эта штуковина для того, чтобы давить империалистическую гидру, то трогать мы ее не должны. Мы же не предатели Родины, правда?
– Нет, мы не предатели
– А я бы костер развела! – мечтательно протянула Каринка. – Если эта штуковина – запчасть для ракеты, то она мигом бы взорвалась и стерла наш город в пыль. Представляете, как здорово? Ни школ, ни библиотек, ни художки.
– Ни музыкалки, – вздохнула Манюня.
А седьмого июля мы справляли дяди-Мишин день рождения. Мама с Ба приготовили множество вкусных блюд – салаты из свежих и печеных овощей, форель в вине, буженину, плов с гранатом, борани [9] из цыплят. Папа собственноручно замариновал мясо для шашлыка. «Шашлык не терпит женских рук!» – приговаривал он, пересыпая мясо крупной солью, горными травами и кольцами лука.
9
Армянское блюдо из цыпленка и тушеных овощей.
Стол решили накрыть во дворе, потому что дома было очень душно. И мы суетились между кухней и тутовым деревом, перетаскивая приборы, бутылки с минералкой и лимонадом, а также стулья.
А потом пришли дяди-Мишины коллеги. Они смеялись, громко шутили и похлопывали его по плечу, но, как только из дома вышла Ба, все мигом присмирели. Кто-то из коллег вручил имениннику большой сверток, перевязанный крест-накрест бечевкой.
– А то ходишь черт знает в чем, – шепнул даритель.
Когда дядя Миша развернул подарок, Ба не поверила своим глазам – в свертке лежал тот самый финский костюм пятьдесят второго размера, который Ба не смогла купить у Тевоса.
– Так это вы его взяли, – растрогалась она.
Потом папа вручил своему другу путевку в санаторий, и Ба очень обрадовалась ей:
– Ну наконец-то Миша съездит на воды и поправит свое здоровье, а то замучил всех своей изжогой!
Знай она, что путевок на самом деле две, и вторая предназначается дяди-Мишиной очередной пассии, то неизвестно, чем бы закончился праздник. Но папа благоразумно оставил вторую путевку дома и вручил ее другу на следующий день.
А потом Ба торжественно преподнесла сыну свитер. Дядя Миша тут же его надел, покрасовался перед коллегами, а потом снял и накинул на спинку стула. И свитер благополучно провисел там до конца застолья. А на следующий день Ба обнаружила на его рукаве большую подпалину. За столом много курили, и, видимо, кто-то нечаянно задел свитер зажженной сигаретой. Но Ба расстраиваться не стала. Она распорола рукав и связала его заново.
– Поделом мне, – приговаривала она, – не надо было сыпать проклятиями. Вот и поплатилась я за свой длинный язык.
Это был единственный раз, когда Ба признала, что у нее длинный язык.
Глава 2
Манюня любопытствует, что такое «д. н. э.», или дяди-Мишина большая любовь
Однажды
Спешу вас успокоить, никто из героев повествования не пострадал. И это, несомненно, благодаря акту высочайшего гуманизма, проявленного Розой Иосифовной. А ведь могла покалечить, да. Или убить.
А так все обошлось. И даже папе практически не досталось. Ну что такое один-единственный подзатыльник? Правда, от неожиданности папа клацнул зубами и прикусил кончик языка, но это уже такие мелочи, о которых можно не упоминать.
Вот.
Но давайте по порядку. Я уже рассказывала вам, что у дяди Миши периодически взыгрывал мужской гонор. В такие разрушительные для иммунитета периоды он совершал необдуманные поступки, как-то: знакомился с красивыми женщинами, водил их в единственный приличный в нашем городке ресторан и, как следствие, не приходил домой ночевать.
Вы скажете, что это нормальное поведение для разведенного и, не побоюсь этого слова, – половозрелого мужчины. Может, и так. Но не в том случае, если у этого мужчины вместо среднестатистической мамы – Ба. Потому что если среднестатистическая мама скрепя сердце мирилась бы с таким безобразным поведением сына, то Ба, как только дядя Миша не приходил домой ночевать, моментом устраивала катаклизм воистину галактического масштаба.
После катаклизма дядя Миша вел себя тише воды ниже травы. Романы на стороне заводить он продолжал, но теперь старался заметать следы. Правда, по целому букету вторичных признаков мы легко вычисляли, что у него все-таки кто-то появился.
Во-первых – по прическе. У дяди Миши была какая-то беда с шевелюрой – густые крупно вьющиеся каштановые волосы каким-то невообразимым макаром росли сразу во все стороны и ложиться волной не желали.
– Это потому, что характер у тебя отвратительный, – говорила Ба. – Посмотри на свои волосы и на пальцы на ногах – они же у тебя врастопыр! (На самом деле Ба называла дяди-Мишин характер говенным, просто я малодушно заменила это слово другим.)
– Чего это врастопыр? – Дядя Миша виновато поджимал пальцы на ногах.
– А того, что если у человека пальцы на ногах не в кучку, а вразброс, то характер у него отвратительный! Та же история с волосами, ясно?
Дядя Миша косился на выбившиеся из пучка непокорные локоны матери и что-то бубнил себе под нос.
Так что если в свободное от романов время он ходил с развевающейся густой шевелюрой, то в период активных брачных игр первым делом коротко стригся.
Далее ему подозрительно часто начинал звонить начальник сборочного цеха Тигран Викторович. Дядя Миша прерывал его обильную речь скупыми односложными фразами и воровато озирался на кухонную дверь.
– Да, Тигран Викторович, – бубнил он, – естественно, Тигран Викторович.
На кухне в это время неустанно бдела Ба. Она периодически подсылала Маню послушать, чей голос раздается в телефоне – мужской или женский? Но дядя Миша был стреляным воробьем, и, когда Маня как бы случайно проходила мимо, или лезла чмокнуть его в щечку, прикрывал трубку ладонью.
А еще дядя Миша покупал новые накидки для Васи.
– Будет мой Васидис нарядным, – приговаривал он, заботливо накрывая ими разодранные сиденья.