Две повести о Манюне
Шрифт:
Денег Олынга не взяла:
– Сестре отдадите.
Когда мы подходили к дому Катынги, то с изумлением услышали пение Ба. Мы постояли в нерешительности несколько секунд возле порога, а потом толкнули дверь.
– Ты представляешь, Миша, – обернула к нам светящееся лицо Ба, – я вспомнила колыбельную, которую мне
– Девочка, – обратилась ко мне Катынга, – тебя недавно напугала большая лохматая собака, и ты, убегая, упала и сильно ушибла левый локоть. Когда приедешь домой, попроси, чтобы мама зажгла эту свечу в изголовье твоей кровати. А я за тебя здесь попрошу. И все страхи как рукой снимет, хорошо?
– Хорошо, – шепнула я.
Катынга погладила нас по щечкам шершавыми сухими ладонями.
– Езжайте.
– Деньги за сметану… – кашлянул дядя Миша.
– Езжайте. Ничего не надо.
– Но как же так?
– Много говоришь, сынок, – отрезала Катынга и повернулась к нам спиной.
– О чем вы разговаривали? – спросил дядя Миша у Ба, когда мы сели в машину.
– Ни о чем. Она молчала, а я плакала. А потом вспомнила песню. И запела.
– Как это ни о чем? Разве не ты ей рассказала, что Наринку собака напугала?
– Нет, – Ба вздохнула, – но я бы даже не удивилась, если она нашу девочку по имени бы назвала.
Остальную дорогу мы ехали в молчании. Каждый думал о чем-то своем и не спешил делиться с остальными своими мыслями.
– Я понял, откуда у них такие имена, – вдруг хлопнул себя по лбу дядя Миша. Мы уже подъезжали к Берду, еще несколько виражей – и из-за холма показались бы развалины крепости.
– Откуда?
– Катынга и Олынга – это Катенька и Оленька! Видимо, когда-то их родители услышали звучные русские имена и, особо не вдаваясь в подробности, огрубив
Ба всплеснула руками.
– А ведь верно, Миша, все так и есть! Верно-то как!
Манька спала, положив голову мне на колени, Каринка о чем-то усиленно размышляла, шевеля губами. Когда машина поворачивала и кренилась набок, она придерживала Манюню за ноги, чтобы та не свалилась с деревянной лавки.
– Тебя что, совсем не мутит? – в очередной раз спросила она меня.
– Совсем. Но я сильно устала.
– Вот это делааа, – протянула сестра.
И тут Ба снова запела. Голос ее звучал мягко и немного приглушенно, иногда он вибрировал и беспомощно обрывался. Тогда Ба на секунду замолкала, а потом продолжала с прерванного места пение.
Это была старинная песня на джиди [24] .
Ба ее допела, а потом перевела:
Когда наступит деньИ тучи уйдут с моего порога,Я толкну калиткуИ выйду в чисто поле.Ай-яа, скажу я миру,Ай-яа, ответит мир мне.Ай-яа, скажу я богу,Ай-яа, ответит бог мне.Когда наступит деньИ тучи уйдут с моего порога,Я стану бессмертной…24
Язык тегеранских евреев.