Две причины жить
Шрифт:
— Я ненадолго, Наташа. У меня работа. Нужно доделать. Пришел помыться, переодеться.
— Мойся! Я тоже с тобой в душ пойду. Ты ж хочешь, чтоб я тебя мочалкой потерла?
Наташка насмотреться не могла на Блондина. Она гладила его, целовала, пыталась расстегнуть то рубашку, то брюки. Он обнял ее.
— Наташенька, — прошептал он ей на ухо, — я сейчас не могу. Мне нужно уйти.
— Ты не можешь побыть со мной даже полчаса?
— Нет.
— Ты не хочешь?
— Знаешь, у меня такие дела… Короче, нет.
— Я так скучала, Блондинчик, я тебя очень ждала. Поцелуй меня. Я тебе не верю. Ты хочешь меня.
—
— Ты что, — прошептала Наташка. — Как ты можешь? — у нее брызнули слезы. — Или ты шутишь?
— Я не шучу. Ты ничего не понимаешь. Отстань.
Наташка отступила на шаг и вдруг с громкими причитаниями бросилась к нему на грудь, прижимаясь мокрым от слез лицом, пытаясь поцеловать в губы, стараясь разжечь его страсть. Ей показалось, что ее сжали тисками. Он брезгливо вытряхнул ее за дверь, пробормотав: «Пошла вон!» Наташка застыла посреди коридора и из последних сил сдерживала вопль обиды и отчаяния. У нее на душе было черным-черно. Она влюбилась в своего Блондинчика.
Алиса долго мылась под душем, затем сушила феном волосы, расчесывала их, укладывала волнами. Она надела золотистую рубашку, поверх крестика на серебряной цепочке повесила рубиновое сердечко. Достала бесцветный лак и долго делала маникюр и педикюр. Села к столику, на котором лежал чистый лист бумаги.
Когда Блондин вошел в ее палату, она ясно и прямо посмотрела ему в глаза.
— Я хотела написать письмо, а потом решила тебя дождаться.
— Ты боялась, что я не приду?
— Я больше ничего не боюсь. Давай сделаем так. Ты погуляй под окном. Возьми пакет с апельсинами. После ужина, когда все разойдутся, а дежурная пойдет в другое крыло, я тебе постучу. Ты скажи охране, что забыл отдать мне апельсины и потому вернулся. Пусть поменьше людей знает, что ты сегодня остался.
Он вошел в ее комнату, когда в холле уже горело ночное освещение. Алиса сидела при свете настольной лампы.
— Я все приготовила, — она показала ему большой шприц и упаковки с ампулами морфия. — Только пообещай мне, что сразу уйдешь.
— Подожди, Алиса, мы сделаем немножко иначе.
Блондин достал из холодильника оставшееся от дня рождения шампанское, налил его в две чашки.
— Давай выпьем. За тебя, моя единственная любовь.
— За нас, мой чудесный мальчик.
Блондин помыл чашки. Умылся холодной водой из-под крана. Подошел к Алисе, встал перед ней на колени, погладил волосы, лицо, шею. Целуя ей руки, он заплакал. Прижался губами к ее коленям, снял сиреневые тапочки и поцеловал все пальцы на ногах. Встал смертельно бледный и сосредоточенный. Достал из кармана несколько таблеток.
— Выпей, это фенобарбитал. Ты от него уснешь.
Она прикрыла глаза, когда он наполнял шприц морфием.
— Алиса, — тихо позвал он.
Когда она открыла глаза, он вводил себе в вену лекарство от жизни. В свою молодую, здоровую вену. Он успел зажать ей рот, спрятав крик.
— Все правильно, моя дорогая. Для меня это счастливый случай. Вдруг мы там окажемся вместе.
Когда он наполнял второй шприц, она не отводила от него взгляд. Он поцеловал ее вену, прежде чем в нее вошла игла.
Андрей Владимирович допоздна сидел в своем кабинете. Он писал статью в журнал. Посмотрел на часы. Если еще поработать, уходить домой не будет иметь смысла. Лучше подремать здесь
— В чем дело? — спросил Андрей, едва сдерживая бешенство. — Что вы себе позволяете? Немедленно убирайтесь.
— Тише, док. Ты ее разбудишь. — Парень говорил медленно и, казалось, с трудом держал глаза открытыми.
Андрей подумал, не наркоман ли он?
— Если вы сейчас же отсюда не уберетесь, вас вышвырнет охрана. И не смейте говорить мне «ты».
— Может, не надо охраны? Ты иди, док. Я минутку побуду и сам уйду.
— Убирайся. Или сиди. Я не только охрану приведу. Я в милицию позвоню. Заодно и на наркотики тебя проверим.
Блондин встал, надел куртку, но остался стоять на месте. Андрей пошел к двери.
— Эй, док! — позвал Блондин. — Одну минуточку. Я что-то интересное тебе сейчас покажу.
Андрей повернулся, Блондин вдруг оказался рядом с ним. Что-то мелькнуло у него в руке. Фонтан крови — вот что увидел Андрей в последнюю секунду своей жизни. Он упал у порога с перерезанным горлом.
Дина лежала неподвижно и смотрела перед собой ничего не видящими глазами. Что же это такое? Кошмар ее жизни продолжается. Она была права, заточив себя в четырех стенах. Когда Дину называли роковой женщиной, лишь она одна знала, насколько это правда. Не все понимают точный смысл этого выражения. Женщина живет годами, десятилетиями под присмотром активного, неумолимого, ревнивого рока и никого не может спасти. Никого из тех, кто оказывается рядом, кто ей дорог, нужен. Сердце Дины обливалось кровью, когда она думала о последних минутах Андрея, Алисы и даже Блондина. Она задыхалась от чувства вины. Она не могла плакать, потому что глаза были как две выжженные пустыни. Возможно, ей стало бы легче, если б она завыла, ударилась головой о стену, но она боялась испугать свое единственное сокровище — сладко посапывающего пса.
Дина хорошо помнила, как ей было без него. После трагедии с сыном она уверилась в том, что ее жизнь закончится сама собой, без грубых усилий. Просто потому, что она этого хотела. Она ждала смерти сутками, неделями, месяцами. Временами выла и билась головой о стену. Общалась только с одной соседкой, которая когда-то была известной спортсменкой, а превратилась в алкоголичку, приторговывающую транквилизаторами. У Дины тогда оставались деньги, на еду она практически не тратила, до сих пор не может вспомнить, чем питалась целый год. Она спускалась по утрам во двор, где ждала ее веселая поддатая Шура с пакетом разных лекарств. Дина давала ей деньги, забирала таблетки и, войдя в квартиру, торопливо глотала их пригоршнями, не читая названий на упаковке. Однажды они, как всегда, встретились, Дина сунула деньги, а игриво настроенная Шура положила ей в ладонь практически новорожденного щенка. Беглого взгляда было достаточно, чтобы заметить: это не щенок, а красота неописуемая. Но Дина без раздумий вернула его Шуре.