Две руки потентата
Шрифт:
Вирениус чувствовал, что его накрывает волна бессильной ярости — даже он, понимающий в военно-морской тактике на кухонном уровне, осознал, что произошло. А вот Эбергард понимал все гораздо острее, он чуть ли не бесновался от гнева. Ведь поверни князь три броненосца на неприятеля, да еще с подходом четвертого — «Цесаревич» торопился на помощь, Того пришлось бы или снова принять бой. Который грозил бы избиением всего японского 1-го отряда — против семи русских броненосцев его бы три не выстояли ни в каком случае. И пришлось бы самураям бросать на произвол судьбы поврежденные «Фудзи» и «Касугу». И это был конец войне — с тремя оставшимися броненосцами, даже с подходом двух «чилийцев», воевать было
Двойной перевес в главных силах, чего дальше дергаться?! Поражение в любом случае неизбежно!
— Историю переупрямить трудно, какое-то наваждение, — пробормотал Андрей Андреевич, тяжело вздыхая. Он сейчас стал острее понимать сам ход событий — возникло ощущение, будто русские делают ошибки одну за другой, которых у японцев практически нет. В голове не укладывалось — как имея армию мирного времени больше, чем японскую в период той самой войны, ухитрились потерпеть поражение за поражением. И это при том, что не являлись папуасами, войска имели отличную выучку, прекрасный офицерский состав, хорошее вооружение, проявляли отвагу и героизм, да в пример тот же осажденный Порт-Артур взять.
А русский флот взять в другой пример, с его двойным превосходством в боевых вымпелах кораблей 1-го ранга?!
За два года отозвали на ремонт полдесятка броненосцев и не удосужились их не то, чтобы вернуть обратно — даже к работам на многих не приступили. Вредительство чистой воды, но скорее предательство. Кто в верхах был кровно заинтересован не допустить серьезного усиления русского флота на Дальнем Востоке, сорвать военные приготовления.
— Не знаю, кто этот иуда, но мы его найдем, и без суда и следствия… Да удавить, всего дел то…
Андрей Андреевич взял себя в руки и теперь хладнокровно взирал на побоище, что учинили русские крейсера и эсминцы вражеским миноноскам. И вздрогнул, когда увидел взметнувшийся в небо водяной гейзер. Пригляделся в оптику — трехтрубный крейсер, таких в русском флоте только два. И тут же послышался сдавленный голос Эбергарда:
— «Боярин»…
Японцы были опасным противником, воевать умели, стреляли точно. Крейсер «Аскольд» после боя 28 июля 1904 года — во что превратился пятитрубный красавец…
Глава 29
— Говорят, что синица в руках, лучше журавля в небе…
— И дятла в заднице, — отозвался на слова Эбергарда Андрей Андреевич. И услышал всхлип — флаг-капитан еле сдержал нервный смех. Вирениусу было не до смеха — подготовленная Степаном Осиповичем победа бездарно упущена. Он ведь сам проявил полную некомпетентность, понадеявшись на Ухтомского, а тот, не получив приказа, поступил по инструкции, показав миноносцам корму. И это при том, что его броненосцы практически не имели повреждений и в дополнение к дюжине шестидюймовых орудий столько же 75 мм пушек Кане, установленных взамен снятых мелкокалиберных 47 мм и 37 мм стволов. И ничего тут не поделаешь — бюрократия напрочь выжигает инициативных, энергичных и агрессивных генералов и адмиралов.
— Гоним Камимуру дальше, Андрей Августович, он не должен мешать! Поднять сигнал для Безобразова — «атаковать вражеские крейсера Девы всеми силами». И специально для князя Ухтомского — «приказываю вам уничтожить отряд Катаоки». Иессену и Рейценштейну с крейсерами следует на ноль помножить весь отряд Уриу. Матусевичу догонять и добивать вражеские миноносцы.
Вирениус закурил папиросу, причем Эбергард поднес спичку, спрятав пламя в ладонях — это была уже третья попытка унять разбушевавшиеся нервы табаком. Они вышли на крыло мостика — как ни странно, но в отличие от прежних сражений «Ослябя» серьезно не пострадал, хотя разрушения имелись — шимоза есть шимоза, но ее разрывы уже не вызывали у русских моряков ужаса и оторопи как прежде. Изготавливаемые в Дальнем и Порт-Артуре кирасы и каски достаточно хорошо защищали матросов от осколочных ранений, хотя пулю не держали — для этого нужна закаленная броневая сталь. Сам он бронежилет в бою не надевал, ведь и так находится под защитой толстых плит, а если их снаряд пробьет, то никакая защита не спасет от неминуемой гибели. Да и от разрыва контузии неизбежны, что и происходит.
— Молодец Шенснович, путь ведь преградил, — негромко произнес Эбергард, показывая на трехтрубный броненосец, который встал на пути «Токивы» и «Якумо», попытавшихся прорваться на помощь отходящему отряду вице-адмирала Катаоки. Вот только поздно — отпускать добычу никто не хотел. Получивший «нагоняй» Ухтомский навалился на «Чин-Иен» и «Мацусиму» своими двумя броненосцами — и пошло жуткое избиение. Вокруг старого китайского броненосца будто «столбы» устанавливали — настолько высоки и часты были всплески.
— «Ицукусима» и «Хасидате» могут прорваться — к ним на помощь «Идзумо» с «Адзумой» спешат, ваше превосходительство.
— От «России» с «Громобоем» не уйдут — скорость 16 узлов, куда им деваться. Да и «Паллада» с «Авророй» им путь отсекают — попадутся болезненные. А Камимура на «Цесаревич» не полезет, в два огня попадет сразу. А нам стоит на него напасть — чего без толку за самим Того гоняться. А так можно все вражеские крейсера, как грибы, в корзинку собрать.
Вот только Андрей Андреевич на самом деле уверенности не чувствовал — крейсера Девы уходили, а вот «Варяг» с «Богатырем» никак не могли их догнать. Ладно «американцы», те «ходоки» известные. Странно другое — ведь «Цусима» и «Отова» имели по «паспорту» всего двадцать узлов максимального хода, но отрыв от русских крейсеров, что имели на три узла больше, понемногу, но возрастал.
— Уриу на «Наниве» с «Акаси» уходят, ваше превосходительство. «Император» только «Идзуми» перехватил — добивает.
— Жаль, что-то я сильно ошибся. Поговорку вспомнил — за двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь. Надо было Деву отпустить восвояси, тогда бы Безобразов со своими крейсерами Уриу и догнал. Но еще время есть, может что и получится…
Вирениус устало откинулся на спинку дивана, принесенного в его салон обратно. Странно, но сегодня впервые сюда не было попаданий, и в кабинете не наступило царствование разрухи и опустения. В душе была опустошенность — он сильно устал за день сражения и был обескуражен его итогами. А потому прихлебывал коньяк из бокала — наступила ночь, на мостике вернувшийся из лазарета Михеев вел эскадру в Чемульпо.
— Одна радость, потерь ведь нет, «всухую» выиграли, но по очкам — нокаута не получилось. А ведь могли разбить японцев, но я такой шанс бездарно профукал, хотя других адмиралов всегда критиковал.
И что самое горькое, так осознание что в таком результате полностью его вина, хотя можно на других ее спокойно раскидать, что и придется сделать, расписать в рапорте. И первый кандидат Ухтомский — если бы повернул на Того, прояви князь агрессивность и инициативу, то японцам пришлось бы горько — «Фудзи» и «Касуга» были бы обречены. После этой мысли Андрей Андреевич загнул на ладони один палец — самый главный косяк выявлен, как и виновник. Дальше он был вынужден поступать по ситуации, и вместо «журавля» брать добычей «синицу».