Две силы
Шрифт:
Зав сказал “сейчас”, вышел на кухню, шепнул там что-то трактирному мальцу, малец куда-то скрылся, а на столе перед Стёпкой очутилась свежая поллитровка.
Когда в трактир прибежал секретарь партийной ячейки, товарищ Гололобов, человек с хроническим административным выражением лица, от Стёпки уже трудно было добиться чего-либо путного. Он что-то молол о золоте, о каких-то Иванах, укравших его, Стёпкин, самородок и о чём-то ещё. Товарищ Гололобов сказал заву:
– Ты его придержи, а я сейчас.
Держать Стёпку не было никакой надобности – он и сам едва на ногах держался. Гололобов побежал
– Был ночью. Арестовал Булькина.
– Как Булькина? За что Булькина?
– А этого я не могу знать, Булькин тут сидит, под замком.
Гололобов пошёл к Булькину. Тот спал сном праведника, и рядом с нарами стояли две пустые бутылки. Ни на какие вопросы Булькин не отвечал. Гололобов взял его подмышки и привел в сидячее положение.
– Чего ты тут сидишь, сказывай…
Но Булькин даже и в сидячем положении шатался из стороны в сторону, и как только Гололобов лишил его своей поддержки, тело Булькина осело на нары, как ком сырого теста. Гололобов позвал сторожа. Оба они, ухватив Булькина за все четыре его конечности, выволокли полумертвое тело на двор.
Тащи ведро воды, – сказал Гололобов сторожу.
Сторож принёс ведро воды, которое и было вылито на голову Булькина. Булькин самостоятельно пришёл в сидячее положение. Отфыркиваясь и оттирая руками воду с головы и лица, он начал ругаться.
– Ты эту волынку брось, – внушительно сказал Гололобов. Говори толком: по какой-такой причине тебя Жучкин сюда посадил?
– Дай водки, – сказал Булькин, – а то я простудиться могу; тоже промфинплан, человеку на голову воду лить, что я тебе – огород?
– Принеси водки, – сказал Гололобов сторожу. Водка была принесена. Булькин старательно вылакал стакан, крякнул и сказал неутешительно:
– Ничего не знаю. Пришёл ночью, приволок сюда, сказал, что приказ по прямому проводу, да ещё и ключи от коопа отобрал, вот, сторож – свидетель. Я теперь за наличность не отвечаю…
– Действительно, – подтвердил сторож. – Ключи от коопа товарищ Жучкин забравши и ушедши…
Гололобов свистнул. Дело начинало принимать запутанный характер. Бросив Булькина, Гололобов, через заборы и огороды, направился прямым путем к Жучкинской избе. Изба стояла молчаливо и неприветливо, двери были закрыты, ставни были закрыты, дыма из трубы видно не было. Гололобов постучал в дверь – никакого отклика. Гололобов обошёл избу с тыла, со двора, во дворе чуть было не провалился в яму, из которой только что был выкопан то ли ящик, то ли сундук. Подозрения начали сгущаться. Гололобов достал нож, просунул его в щель ставни, открыл окно и увидел, что комнаты были в полном беспорядке. Ящики комода валялись, пустые, на полу. Кровать стояла тоже пустая, без постели, даже ковёр со стены был содран. Гололобов быстро и решительно направился на станцию.
– Васька, давай прямой провод на Неёлово, штаб охраны. Веснушчатое лицо Васьки загорелось любопытством, но когда связь была получена, Гололобов выгнал его вон: тут разговор будет секретный, проваливай.
С одним из начальствующих лиц штаба, товарищем Кривоносовым, у Гололобова когда-то были истинно товарищеские отношения: оба воевали в рядах партизанских красных
– Тут вот что, Кривоносище, – сказал Гололобов, – тут у нас тёмные дела.
– А что такое? Поймали вы этого Светлова?
– Какого Светлова? – В первый раз слышу.
– Академика. Мы за ним целый взвод послали.
– Вот тут-то и оно. Взвод, кажись, весь перебит, в трактире какой-то пьяный бродяга, говорит, у речки десять убитых лежит…
Кривоносов протяжно свистнул.
– А, может, врёт?
– Непохоже. И, опять же, Жучкин смылся.
– Куда смылся?
– Неизвестно. Ночью вернулся один, без взвода, арестовал завкоопа, забрал у него ключи и смылся с женой. Надо полагать, и кооп выпотрошил, потому забрал в колхозе двух коней и подводу. Бродягу я приказал задержать. А в коопе ещё не был.
– К чёрту твой кооп. Тут дело хуже. Тут очень большие неприятности могут быть, вот, чёрт его раздери…
– А в чём тут дело, с этим академиком?
– Ну, это после. Ты пока что пошли кого-нибудь на речку, посмотреть, как и что – да парней потолковее. А я на дрезине приеду, часа, значит, через два. Ты там уже как-нибудь себя прояви, а то и тебе влететь может!
– А я-то тут при чём?
– Ну, это, как сказать. Сам, ведь, знаешь… Ну, пока. Я прямо к тебе приеду…
СТЁПКА НА ДОПРОСЕ
Часа через два Кривоносов со своим помощником вкатили на дрезине в Лысково. Гололобов встретил их на перроне. Вид у всех трёх был деловой и озабоченный. Гололобов, кроме того, не понимал решительно ничего. Он побывал уже в кооперативе, чтобы хоть там как-нибудь себя проявить и хоть какие-нибудь следы нащупать. Но в кооперативе даже и следов не осталось, всё было подметено вчистую.
Из сообщения Гололобова Кривоносов вывел только то заключение, что, значит, у Жучкина были какие-то сообщники: один и на одном возу он всего коопа увезти не мог. Заключение показалось Гололобову правильным и простым. Как это он сам не догадался?
К квартире товарища Гололобова вело высокое деревянное крыльцо, на ступеньках которого сидел Стёпка, переживавший двойное похмелье: и голова трещала, и проболтался зря. Вот, теперь начнут таскать по милициям, Стёпка этого очень не любил. Стёпку охраняли два комсомольца.
– Веди его в помещение, – сказал Кривоносов. Трое представителей власти уселись за обеденным столом. Стёпка стоял перед столом, взъерошенный, оборванный, грязный и злой. На столе в качестве вещественного доказательства неизвестно чего, лежало всё Стёпкино имущество, обнаруженное при обыске: старая берданка, десятка два дробовых патронов, нож, лопатка, молоток, вашгерд, топорик, пачка махорки, котелок, спички, и всё такое. Лежала и вся его наличность: 37 рублей 50 копеек – подозрительного ровно ничего.