Две стороны неба
Шрифт:
Чем ближе к центру Базы продвигалась телекамера, тем больше было разрушений. Он видел покореженные плиты и лохмотья обшивки, которые отвалились от стен, обнажив сплетение разноцветных проводов и труб, видел исковерканные двери, обломки кроватей и кресел, темные бутылочные осколки, обгоревшие куски белой ткани и одинокий журнал, повисший в паутине проводов. А дальше был темный провал. Глубокий колодец на месте регенерационных отсеков. Камера смотрела вверх - скользили освещенные мощным прожектором стены - и высоко-высоко виднелись
Помощь не успела. Неужели это он, Роберт Гриссом, виновен в гибели Базы? Неужели из-за его заблуждений и упрямства задыхались в темных коридорах люди, пусть злые, пусть бессердечные, пусть подлые, но все-таки люди?
– Когда... это... случилось?
– прохрипел он, со страхом ожидая ответа.
– По предварительной оценке, около полугода назад, - ответил голос Либетрау.
Он рванул ворот рубашки, мешающий дышать.
Он не был виновен в гибели Базы. Полгода назад он находился еще на пути к Земле.
Как же это могло произойти? Они не вернулись на Базу и там, конечно, узнали о подстроенной им ловушке. Софи или Гедда, или Паркинсон, или еще кто-нибудь пришел в радиоузел и бесстрастный Энди пересказал то, что нашептали ему голоса из наушников. И опять кто-то шел по тихим коридорам и осторожно нес ящики с взрывчаткой, и не оказалось на пути Майкла Болла, чтобы помешать страшному замыслу. В грохоте взрывов рушились перекрытия, и звезды с любопытством заглядывали в полумрак коридоров, где метались странные маленькие существа, которые непонятно зачем гнездились внутри крохотного каменного обломка.
Он поймал себя на том, что человеком, несущим взрывчатку, в его представлении оказывается Софи, все время Софи, и стиснул зубы от боли. Голос Либетрау продолжал что-то говорить, но он никак не мог вникнуть в смысл слов. Он видел, как Софи, задыхаясь от тяжести, несет по коридорам белые пластмассовые ящики, а потом возвращается в каморку и падает лицом на смятую постель, чтобы, отдохнув, продолжить подготовку к смерти.
Что там показывает камера? Руки его задрожали так сильно, что он вцепился в подлокотники кресла. Господи! Детские кубики... Разноцветные детские кубики, рассыпанные по полу. И маленькая рука, свисающая с кровати... Нет, закрыть глаза, не видеть этого!
А коридоры все тянулись и тянулись, словно разматывалась бесконечная цепь, и бледные лица страдальчески смотрели на него. И вдруг - знакомый тупик! От напряжения заболели глаза. Почему так плохо видно? Уверенность крепла, росла, наивная уверенность в чудо, родившаяся только из одного желания, чтобы было так, а не иначе.
– Здесь должен лежать излучатель... Должен лежать излучатель...
Он чуть не плакал. Почему же так плохо видно? Где же прожектор?! Камера бесстрастно скользила дальше, к ангарам космических ботов.
– Должен лежать излучатель!
– повторял он снова и снова, почти убедив себя в том, что так оно и есть, что излучатель и в самом деле лежит
И вот - ангары.
– Вход в ангары открыли мы, - сказал Либетрау, предупреждая его вопрос.
Гладкие голубовато сверкающие стены шахт уносились ввысь, к поверхности, а на дне застыли серебристые вздыбленные туши космических ботов.
– Семь...
– не веря своим глазам, прошептал он, чувствуя, как горячий комок распирает горло.
– Семь...
– голос его сорвался.
Он обернулся к Либетрау и тем, кто сидел рядом с ним.
– Семь!..
Семь, а не восемь. Не хватало еще одного бота. И пусть восьмой, скорее всего, еще до взрыва просто ушел в обычный пиратский налет - никто в мире не сможет его в этом убедить. Никто в мире не сможет ему доказать, что он не прав, что не скитается где-то в космической пустыне его Гедда, с надеждой отыскивая в пространстве крохотную Землю. Никто! Он будет ждать, он будет искать ее - и найдет! Должен найти.
– Восьмой идет к Земле ! убежденно сказал он и Либетрау молча опустил голову.
...Он шел по песчаной дорожке к лужайке, где опять ждал легкий "апельсин". Скользнувший по аллее ветер бросил в лицо горький запах увядших цветов - и внезапно он ясно увидел путь, которым пойдет, когда минует осень, зима и весна и настанет пора прощания с интернатом. Пройдут годы и он найдет себе дело по душе, но это будет потом. А пока он должен встать плечом к плечу с теми ребятами, что привели его и Юджина на Землю, и открыть для всех несчастных и озлобленных голубое небо, такое глубокое и беспредельное, что его хватит на всех и навсегда.
Он вспомнил слова Либетрау, сказанные давным-давно: "У нас достаточно времени и средств для того, чтобы навсегда обезопасить космические трассы от нападений. Двадцать-тридцать кораблей, серия ударов по наиболее подозрительным астероидам - и в Солнечной будет спокойно. Но нас это не устраивает. Важно вернуть их..."
Роберт погладил выпуклый бок "апельсина" и медленно двинулся дальше. Звук шагов за спиной заставил его обернуться. Либетрау остановился перед ним, заглянул в глаза.
– Мы будем искать, Роберт. Мы сделаем все...
Роберт кивнул и ничего не ответил. Он знал, что Либетрау на самом деле сделает все, чтобы отыскать в пространстве маленький космический бот, который нащупывает путь к далекой голубой планете. Выход все-таки существовал, хотя найти его было очень трудно.
С ветвей на желтый песок сыпался шуршащий дождь сухих листьев. Над деревьями голубело безмятежное небо и высоко-высоко в пронзительной чистоте парили россыпи перистых облаков.
– Знаете, чего мне хотелось бы больше всего на свете?
– тихо спросил Роберт.
– Вернуться и убеждать их... Пока они не поймут, что выход есть...