Две стрелы

Володин Александр Моисеевич

дурацкие поступки!

Черепашка

Замолчи!

Ни одного дурацкого поступка

я за тобой еще не замечала.

Ты только нерешителен, мой милый.

Что делать, кто из нас без недостатков.

Ушастый

Скажи прямей: я попросту труслив.

Я трус. Я потерял в бою колчан!

Черепашка

Я и не думала об этом, милый.

Ушастый

Нет, думала! Все думают об этом!

Они - пускай так думают. Но ты!

Я виноват стыднее, но в другом...

Кто знает,

встретимся ли вновь?

Так знай же все, моя любовь,

Когда мы гнали летом Скорпионов,

и я, как все, свистел и улюлюкал,

вдруг вижу - за кустами притаился

отставший Скорпион. Едва успел

я натянуть тугую тетиву,

как понял: это мальчик! Просто мальчик!

Уж посвященный в воины, но мальчик!

От страха спрятался в кустах, дрожит,

и вместе - куст дрожит листочком каждым.

Тогда со мною это и случилось.

Я повернулся и швырнул колчан.

И долго шел куда глаза глядят.

В тот миг я не испытывал стыда,

не думал ни о чем еще тогда...

– Но теперь все это уже не имеет значения. Если ты не будешь жить, все перестанет иметь значение.

И неудачи, и удачи,

и развлечения вечерние,

и плачу я или не плачу

перестает иметь значение.

И неба светлое свечение,

и речек сильное течение

перестает иметь значение,

перестает иметь значение...

Ушастый обнял ее, и они лежали на земле. Она хотела стать его женой сейчас, здесь, пока он жив. В пещеру заглянул Долгоносик.

– Ушастый! Кто с тобой?

– Никого нет! Никого нет!
– воскликнула Черепашка. Долгоносик влез в пещеру.

– Как никого? Ты здесь.

– Я здесь все время, так что ты давно уже виноват. Уйди отсюда!

– Ушастый, зачем ты меня подводишь?
– укорил Долгоносик.

– Да, да... Мы его подводим...

– Не прогоняй меня, милый!
– попросила Черепашка.

– Но мы его подводим, милая!

– Может быть, мы с тобой говорим в последний раз. Что тебе важнее?

– Конечно, говорить с тобой в последний раз!

Долгоносик страдал.

– Не имею права оставить пост.

– Скажи ему, милый!

– Но с другой стороны, милая. Если он уйдет с поста, ему придется отвечать!

Черепашка

Ушастый мой! Что сделал ты со мной!

Не став невестой, сразу стать вдовой!..

Она поднялась, дала пощечину Долгоносику, потом дала пощечину Ушастому и ушла, не оборачиваясь более.

Стоял туман. Скалы вырастали прямо из тумана, словно висели в воздухе. Слышался плеск воды. Но и она была в белом тумане, и нельзя было понять, где кончается берег и начинается вода.

Долгоносик достал из-под шкуры глиняный кувшинчик.

– Погреемся?

– Выпьем и забудемся.

– Забудемся, и все будет в порядке. Они

по очереди хлебнули настойки.

– Умирать страшно, - сказал Долгоносик.
– Неизвестно, в кого потом превратишься. Вдруг в шакала. Или в змею.

– Это возможно.

– Мой тебе совет - беги, Ушастый!

– Но тогда получится, что я признал свою вину.

– Зато ты будешь жить. А здесь тебе не жить.

– Погреемся еще, - сказал Ушастый.

– Погреемся. Они выпили.

– Я маленький человек, меня можно не слушать. Но ведь Глава тоже тебе говорил: беги!

– Откуда ты знаешь, что он мне говорил? Ты подслушивал?

Долгоносик обиделся, смотрел на Ушастого с пьяной укоризной.

– Ты уж всех начал подозревать. Обижаешь. Тебе вот обязательно надо поставить себя выше других. Ты вот честный, а я хитрый. Ты вот смелый - "как это я убегу". А я вот трус, подбиваю тебя бежать. И во всем ты хочешь показать: вот какой я! Наконечники у всех круглые, а у тебя вот почему то плоские...

Ушастый взял его за голову и повернул к себе.

– Ты что? Ты что?
– оторопел Долгоносик.

– Откуда тебе известно, какие у меня были стрелы?

– Про стрелы я сказал для примера. Дело не в одних только стрелах.

– Вот эти стрелы с плоскими наконечниками, когда ты их видел? Когда, когда?

– Мало ли когда, не помню.

– А ты припомни. Где, где ты их видел?

– Ну в праздник, в праздник я их видел, когда стреляли в цель.

– Ты не мог их видеть в праздник. Я насадил эти наконечники перед самым боем. Припомни, Долгоносик, поточнее, это очень важно!

Долгоносик разозлился.

– Да объясни ты мне попросту, в чем дело?

– Я тебе потом объясню, сначала скажи.

– Ну, когда все, тогда и я увидел, когда нашли убитого Длинного.

– Не мог ты, не мог ты их тогда увидеть!

– Почему? Почему?

– Потому что они были внутри, внутри!

– Где внутри, где внутри?

– Да в нем же, в нем, в Длинном!

– Когда же я, по-твоему, мог их увидеть?

Ушастый молча смотрел на него. Долгоносику показалось, что этот взгляд прошел сквозь него, сквозь камни пещеры и затерялся в лесу.

– Не пугай меня, не смотри так.

– Знаешь, когда ты мог видеть наконечники моих стрел?

– Когда?

– Перед тем.

– Перед чем?

– Перед тем, как Длинный был убит. Долгоносик согласился.

– Перед тем, перед тем, ты прав.

– Перед тем, перед тем, я прав. Ты мог увидеть их, если бы сам стрелял. Я задам тебе один вопрос. Не ты ли пристрелил Длинного?

– Какого Длинного?

– Того, того. Ведь может статься, ты в него и стрелял?

– Как же я мог стрелять, когда т ы в него стрелял?