Две стрелы
Шрифт:
дурацкие поступки!
Черепашка
Замолчи!
Ни одного дурацкого поступка
я за тобой еще не замечала.
Ты только нерешителен, мой милый.
Что делать, кто из нас без недостатков.
Ушастый
Скажи прямей: я попросту труслив.
Я трус. Я потерял в бою колчан!
Черепашка
Я и не думала об этом, милый.
Ушастый
Нет, думала! Все думают об этом!
Они - пускай так думают. Но ты!
Я виноват стыднее, но в другом...
Кто знает,
Так знай же все, моя любовь,
Когда мы гнали летом Скорпионов,
и я, как все, свистел и улюлюкал,
вдруг вижу - за кустами притаился
отставший Скорпион. Едва успел
я натянуть тугую тетиву,
как понял: это мальчик! Просто мальчик!
Уж посвященный в воины, но мальчик!
От страха спрятался в кустах, дрожит,
и вместе - куст дрожит листочком каждым.
Тогда со мною это и случилось.
Я повернулся и швырнул колчан.
И долго шел куда глаза глядят.
В тот миг я не испытывал стыда,
не думал ни о чем еще тогда...
– Но теперь все это уже не имеет значения. Если ты не будешь жить, все перестанет иметь значение.
И неудачи, и удачи,
и развлечения вечерние,
и плачу я или не плачу
перестает иметь значение.
И неба светлое свечение,
и речек сильное течение
перестает иметь значение,
перестает иметь значение...
Ушастый обнял ее, и они лежали на земле. Она хотела стать его женой сейчас, здесь, пока он жив. В пещеру заглянул Долгоносик.
– Ушастый! Кто с тобой?
– Никого нет! Никого нет!
– воскликнула Черепашка. Долгоносик влез в пещеру.
– Как никого? Ты здесь.
– Я здесь все время, так что ты давно уже виноват. Уйди отсюда!
– Ушастый, зачем ты меня подводишь?
– укорил Долгоносик.
– Да, да... Мы его подводим...
– Не прогоняй меня, милый!
– попросила Черепашка.
– Но мы его подводим, милая!
– Может быть, мы с тобой говорим в последний раз. Что тебе важнее?
– Конечно, говорить с тобой в последний раз!
Долгоносик страдал.
– Не имею права оставить пост.
– Скажи ему, милый!
– Но с другой стороны, милая. Если он уйдет с поста, ему придется отвечать!
Черепашка
Ушастый мой! Что сделал ты со мной!
Не став невестой, сразу стать вдовой!..
Она поднялась, дала пощечину Долгоносику, потом дала пощечину Ушастому и ушла, не оборачиваясь более.
Стоял туман. Скалы вырастали прямо из тумана, словно висели в воздухе. Слышался плеск воды. Но и она была в белом тумане, и нельзя было понять, где кончается берег и начинается вода.
Долгоносик достал из-под шкуры глиняный кувшинчик.
– Погреемся?
– Выпьем и забудемся.
– Забудемся, и все будет в порядке. Они
– Умирать страшно, - сказал Долгоносик.
– Неизвестно, в кого потом превратишься. Вдруг в шакала. Или в змею.
– Это возможно.
– Мой тебе совет - беги, Ушастый!
– Но тогда получится, что я признал свою вину.
– Зато ты будешь жить. А здесь тебе не жить.
– Погреемся еще, - сказал Ушастый.
– Погреемся. Они выпили.
– Я маленький человек, меня можно не слушать. Но ведь Глава тоже тебе говорил: беги!
– Откуда ты знаешь, что он мне говорил? Ты подслушивал?
Долгоносик обиделся, смотрел на Ушастого с пьяной укоризной.
– Ты уж всех начал подозревать. Обижаешь. Тебе вот обязательно надо поставить себя выше других. Ты вот честный, а я хитрый. Ты вот смелый - "как это я убегу". А я вот трус, подбиваю тебя бежать. И во всем ты хочешь показать: вот какой я! Наконечники у всех круглые, а у тебя вот почему то плоские...
Ушастый взял его за голову и повернул к себе.
– Ты что? Ты что?
– оторопел Долгоносик.
– Откуда тебе известно, какие у меня были стрелы?
– Про стрелы я сказал для примера. Дело не в одних только стрелах.
– Вот эти стрелы с плоскими наконечниками, когда ты их видел? Когда, когда?
– Мало ли когда, не помню.
– А ты припомни. Где, где ты их видел?
– Ну в праздник, в праздник я их видел, когда стреляли в цель.
– Ты не мог их видеть в праздник. Я насадил эти наконечники перед самым боем. Припомни, Долгоносик, поточнее, это очень важно!
Долгоносик разозлился.
– Да объясни ты мне попросту, в чем дело?
– Я тебе потом объясню, сначала скажи.
– Ну, когда все, тогда и я увидел, когда нашли убитого Длинного.
– Не мог ты, не мог ты их тогда увидеть!
– Почему? Почему?
– Потому что они были внутри, внутри!
– Где внутри, где внутри?
– Да в нем же, в нем, в Длинном!
– Когда же я, по-твоему, мог их увидеть?
Ушастый молча смотрел на него. Долгоносику показалось, что этот взгляд прошел сквозь него, сквозь камни пещеры и затерялся в лесу.
– Не пугай меня, не смотри так.
– Знаешь, когда ты мог видеть наконечники моих стрел?
– Когда?
– Перед тем.
– Перед чем?
– Перед тем, как Длинный был убит. Долгоносик согласился.
– Перед тем, перед тем, ты прав.
– Перед тем, перед тем, я прав. Ты мог увидеть их, если бы сам стрелял. Я задам тебе один вопрос. Не ты ли пристрелил Длинного?
– Какого Длинного?
– Того, того. Ведь может статься, ты в него и стрелял?
– Как же я мог стрелять, когда т ы в него стрелял?