Две твердыни
Шрифт:
Подошла ночь, однако ристанийские всадники битвы не начинали. Орков перебили видимо-невидимо, но осталось их все же сотни две с лишком. Уже в сумерках орки взбежали на холм, ближний к лесу, до опушки было саженей триста, только дальше ходу не было: круг конников сомкнулся. Дюжины две орков не послушались Углука и решили прорваться, вернулись трое.
– Вот какие у нас дела, – гадко рассмеялся Грышнак. – В хорошую переделку угодили! Ну ничего: великий Углук нас, как всегда, вызволит.
– Недомерков
Последний приказ выполнили злобно и старательно. Однако же Пин впервые оказался рядом с Мерри. Орки галдели и ссорились, орали и клацали оружием, а хоббиты тем временем ухитрились перемолвиться словечком.
– Голова у меня совсем не варит, – сказал Мерри. – Укатали, сил больше никаких нет. Если даже окажусь на свободе, далеко не уползу.
– А путлибы-то! – шепнул Пин. – Путлибы! Слушай: у меня есть. У тебя ведь тоже? Они же не обыскивали, мечи забрали, и все.
– Да были вроде у меня в кармане, – отозвался Мерри, – раскрошились только, наверно. Какая разница: я же ртом в карман не залезу!
– Ртом лезть и не надо. У меня… – Но тут ему с размаху пнули в ребра: галдеж прекратился и охранники снова были начеку.
Ночь стояла тихая и холодная. Вокруг холма, на котором сгрудились орки, вспыхнули сторожевые костры, рассеивая золотисто-красные отблески. Костры были неподалеку, но всадники возле костров не показывались, и много стрел было растрачено впустую, пока Углук не велел отставить стрельбу.
А всадники вовсе исчезли. Потом уж, когда луна как бы нехотя взошла из туманного сумрака, они порой мелькали в огневых просветах – несли, должно быть, неусыпный дозор.
– Солнца, падлы, дожидаются! – процедил один из охранников. – А мы, может, не будем дожидаться, рванем, слушай, а? Углук-то о чем думает, где у него башка?
– Башка у меня где, говоришь? – рыкнул Углук, вынырнув из темноты. – Я, значит, ни о чем не думаю? Гады вы все-таки! Не лучше тех желтопузых с севера или горилл из Лугбурза. Какие из них бойцы – завизжат и наутек, а вонючих коневодов тринадцать на дюжину, не управимся мы с ними, тем более на ровном месте. Одно только умеют эти желтопузые вшивари: видят в темноте, что твои совы, но тут и это без пользы. Белокожие, слышно, тоже мастера глазом темень буровить, да у них еще кони! Говорят, на пару с конем они и ночной ветерок углядят. Но кое-чего они покамест не учуяли: Маухур и с ним отборные ребята идут на подмогу лесом, вот-вот подоспеют.
Изенгардцев Углуку вроде бы удалось приободрить; прочие орки по-прежнему роптали и артачились. Выставили дозорных, но те большей частью улеглись наземь, стосковавшись по спасительной темноте. А темно стало хоть глаз выколи: на луну наползла
Пин и Мерри сели. Охранники-изенгардцы убежали с Углуком. Однако помышлять о спасении было рановато: обоих перехватили под горло волосатые лапищи, и, притянутые друг к другу, они увидели между собой огромную башку и мерзостную харю Грышнака; пасть его источала гнилой смрад. Стиснув хоббитов до костного хруста, он принялся ощупывать и обшаривать их. Пин задрожал, когда холодная клешня проехалась по его спине, обдирая кожу.
– Шшто, малышатки? – вкрадчиво прошептал Грышнак. – Как отдыхается? Ну да, ну да, неуютненько. Тут тебе ятаганы и плети, а там – гадкие острые пики. А не надо, не надо мелюзге соваться в дела, которые им не по мерке.
Крюковатые пальцы рыскали все нетерпеливее. Глаза орка светились бледным огнем добела раскаленной злобы.
Внезапно Пин разгадал, точно учуял, умысел врага: «Грышнак знает про Кольцо! Углук отлучился, вот он нас и обыскивает: ему оно самому нужно!» Сердце Пина сжималось от ужаса, и все же он изо всех сил соображал, как бы им половчее обойти ослепленного алчностью злыдня.
– Зря ищешь – не найдешь его, – шепнул он. – Не так-то это просто.
– Не найдешь его? – мигом отозвался Грышнак, вцепившись в плечо Пина. – Чего это не найдешь? Ты о чем говоришь, лягушоночек?
Пин немного выждал и вдруг едва слышно заурчал:
– Горлум, горлум. Ни о чем, моя прелесть, – прибавил он.
Хватка Грышнака стала судорожной.
– Ого! – тихо-тихо протянул гоблин. – Так ты вот о чем, а? Ого! Оч-чень опас-сно слишком много знать, оч-чень.
– Еще бы, – подхватил Мерри, поняв, куда клонит Пин. – Еще бы не опасно: тебе не меньше нашего. Но это уж твое дело. Лучше скажи, хочешь его заполучить или нет? А если хочешь – что дашь за это?
– Заполучить? Заполучить? – повторил Грышнак как бы в недоумении, но дрожь выдавала его. – Что я дам за это? Как то есть – что дам?
– Да вот так, – сказал Пин, отцеживая слово за словом. – Чего тебе без толку-то шарить в темноте. Времени нет, возни много. Ты только ноги нам поскорее развяжи, а то не скажем больше ни словечка.
– Козявочки вы несчастненькие, – зашипел Грышнак, – да все, что у вас есть, и все, что вы знаете, вы в свое время выложите: наизнанку вывернетесь! Об одном жалеть будете – что вам больше нечем ублажить Допросчика, ох как будете жалеть и как скоро! Куда спешить? Спешить-то некуда. Думаете, почему вас до сих пор не распотрошили? Уж поверьте мне, малявочки вы мои, что не из жалости: такого даже за Углуком не водится.