Две тысячи лет под водой(Затерянные миры. Том ХХI)
Шрифт:
Эти разумные предложения были немедленно приняты и воплощены в жизнь.
Фортис погасил ацетиленовую фару, вероятно, желая сберечь ее на случай, если возникнет необходимость в более ярком свете, и теперь окружающий мрак рассеивал только свет дюжины горящих листьев.
После этого мы собрали и разделили поровну все наши спички.
По общей просьбе Риккарди вновь раздал шоколад (еще по половине дольки на каждого).
Но
— Сейчас, когда у нас достаточно свечей и мы знаем, где их найти, — сказал Риккарди, — ничто не мешает нам пойти к безглазым людям и попросить у них воды…
Все согласились. Мы направились обратно по собственным следам, пытаясь обнаружить среди зарослей дорогу.
VIII
ШЕСТОЕ ЧУВСТВО
Наша процессия, думаю, представляла собой живописное и одновременно жалкое зрелище. Мы шли гуськом, как индейцы. Каждый держал в руке длинный свернутый лист, горевший тусклым и дрожащим пламенем, и наши длинные фантастические тени ложились на поросшую серой травой землю.
Фортис шел впереди. Мы продвигались медленно — было нелегко найти путь среди этих одинаковых кустов. Тусклые огоньки наших свечей были единственным островком света в ужасающем мраке…
Я шел замыкающим и, должен признаться, частенько поеживался, чувствуя за спиной неведомую и черную безмерность. Я был подавлен, ощущая вдобавок физическую усталость и голод, и меня все время бил озноб.
Кажется, мы сбились с пути, так как обратный путь занял у нас значительно больше времени, чем путь к нашему лагерю. Да и на дорогу, как выяснилось позднее, мы вышли в другом месте — гораздо дальше от стены и, следовательно, ближе к городу безглазых людей.
Так или иначе, мы ощутили облегчение, когда наконец выбрались из зарослей, где уже боялись окончательно заблудиться.
Ради первой встречи с обитателями пещеры Фортис зажег ацетиленовую фару, и мы погасили ставшие ненужными свечи.
Мы решительно повернулись спиной к нашему туннелю и в свете фары более уверенно зашагали по дороге. Через некоторое время Фортис вдруг коротко бросил, понизив голос:
— Стойте!
В пятидесяти шагах от нас появились два человеческих силуэта.
— Я попытаюсь обратиться к ним на их языке, — пробормотал Мартен-Дюпон, выдвигаясь вперед.
Незнакомцы, похоже, нас не заметили. Они шли навстречу нам беззаботной походкой, словно прогуливаясь. Но в двадцати шагах от нас они вдруг остановились. Безглазые лица повернулись к нам, открытые рты и наморщенные лбы отразили глубокое удивление. Они протянули руки вперед, пальцы их странно задвигались, будто сминая что-то в воздухе — те же движения мы видели и раньше, но смысл их по-прежнему не понимали. Незнакомцы издали испуганные возгласы и отступили на несколько метров. И тогда филолог неуверенным, дрожащим голосом, подыскивая слова, заговорил с ними.
Позднее я узнал содержание этого первого диалога между «людьми с поверхности» и «людьми из пещеры». Мартен-Дюпон говорил на древнехалдейском; хотя у обитателей пещеры этот язык с течением времени
Вот сокращенный пересказ разговора.
Наш друг, решив, что лучше всего будет прибегнуть к высокопарным оборотам древних, воскликнул:
— Благородные потомки самой великодушной из рас, не согласитесь ли вы в доброте своей дать приют чужестранцам, заброшенным к вам страшной катастрофой? Мы безоружны. У нас нет враждебных намерений. Мы умираем от голода и жажды. Мы взываем к вашему гостеприимству.
На самом деле, титул «благородные потомки самой великодушной из рас» звучал гораздо более цветисто.
Один из незнакомцев ответил на маленькую речь Мартен-Дюпона простыми словами:
— Подойди и вели подойти твоим спутникам, чтобы мы могли разглядеть их поближе…
Когда филолог перевел эту неожиданную фразу, мы были изумлены не меньше наших собеседников. Как именно эти безглазые люди собирались нас разглядеть?
Мы обменялись быстрыми взглядами, но не сочли возможным игнорировать приказание и сделали несколько шагов вперед.
— Еще ближе! — крикнул безглазый человек.
На сей раз перевод не понадобился — хватило и жеста. Мы подчинились и оказались в двух метрах от туземцев. Теперь мы смогли хорошенько их рассмотреть.
Они были одеты в землистого цвета хламиды со своего рода рельефной, резко выделявшейся вышивкой. Лица и руки отливали знакомой серостью и были очень неприятны на вид.
На ногах у них были сандалии, сплетенные из волокон растений.
Оба туземца снова протянули к нам руки и бешено зашевелили пальцами в воздухе.
Затем первый произнес фразу, которую Мартен-Дюпон перевел так:
— Да, я вижу, что вы не очень отличаетесь от нас, и вы не кажетесь мне опасными. К несчастью для вас, нами правит «закон чисел». Ну что ж! Посмотрим! Следуйте за мной…
Он повернулся к нам спиной, как видно, не страшась никакого нападения с нашей стороны, и зашагал по дороге.
Пораженные таинственными словами, только что переведенными нашим ученым другом, мы пошли за незнакомцем.
Спутник проводника шел с фланга нашего маленького отряда, словно пастух, и пальцы одной его руки, протянутой к нам, постоянно находились в движении.
Мартен-Дюпон на ходу изложил гипотезу, объяснявшую его странное поведение:
— Этот удивительный народ, утрачивая из поколения в поколение органы зрения, наверняка приобрел дополнительное чувство, естественным образом призванное их заменить. Их привычка «ощупывать пространство» подсказывает мне, что руки безглазых людей наделены способностью «прикасаться на расстоянии», занявшей место зрения. Прибавив к этому «ощущение препятствий», которым обладают и слепорожденные на поверхности, мы легко поймем, как этим жителям тьмы удается с уверенностью ориентироваться и передвигаться, избегая опасностей. Мало того, глагол «видеть» и его производные сохранились в их языке и просто изменили значение. Они «видят» руками, если можно так выразиться…