"Две жизни" (ч.III, т.1-2)
Шрифт:
— Господи, как я хотела бы найти в себе эти силы! Сейчас, когда мне предстоит перейти снова в мою комнату, мне так жаль расставаться с этим домом. Хотя я и не так часто видела И., и совсем не видела Вас, — но я знала, что и он, и Вы здесь живете рядом. Сейчас я точно приобрела в Вас брата, очень мне близкого и дорогого. И мне нестерпимо грустно расставаться с Вами.
— Зачем же расставаться с Левушкой, леди Бердран? — раздался голос вошедшего к нам на балкон И., которого мы, увлеченные нашей беседой и не заметили. Если Левушка стал Вам близок и дорог, хотите, я дам ему поручение обучить Вас санскритскому языку? — И. смеялся, глядя на меня и выбрасывая из глаз целые снопы юмора.
— О,
Если бы у Левушки были сверхъестественные способности к преподаванию языков, то и тогда он не нашел бы способов обучить меня санскриту. Да и терпения у него не хватило бы.
— Конечно, если Вы думаете, что Ваша лень будет равняться его терпению, то из Ваших занятий выйти ничего не может. Но если Вы поймете, что Вам надо кое-что прочесть на этом языке, ну, например, почему Вы являетесь людям вестницей неудач, а понять это Вы сможете только тогда, когда прочтете один свиток на санскритском языке — только на санскритском и ни на каком другом, потому что так идет течение Вашей кармы, — в этом случае Вы, наверное, ухватитесь за такого учителя, как Левушка, и постараетесь всеми силами облегчить ему его урок терпения и выдержки.
Я поглядел на И. и не понял даже, в какой момент исчезли юмористические искорки из его глаз и когда он перешел с шутки на полный серьез. Голос его звучал уже знакомыми мне повелительными металлическими нотами.
Я встал, поклонился И. и радостно сказал: — Я счастлив принять это поручение именно сегодня. Я приложу все усердие моей любви, чтобы леди Бердран смогла поскорее прочесть свой свиток.
По мне пронеслось не то уже мне привычное содрогание всего существа, которое давало мне понять, что я сейчас услышу или увижу что-то из мира сверхсознательных сил. У меня явилось новое, простое ощущение, как будто у меня между горлом и грудью раскрылся какой-то вращающийся аппарат, подающий мне силы видеть и слышать внутренним зрением и слухом.
Я увидел Али, увидел в его руке старинный свиток и услышал его слова: "Если жертву любви не совершит тот, кому она предназначалась владыками карм, она все же должна совершиться. Прими ее в этом случае на себя. Начни и кончи поручение в той чистоте, в какой стоишь сейчас".
Мною овладело никогда еще не испытанное чувство полного равновесия, устойчивого спокойствия и полной простоты по отношению к малознакомому мне человеку. Я подошел к леди Бердран.
— Не думайте, что я сам уже хорошо знаю санскрит. Но, уча Вас, я буду продолжать учиться сам. Как только И. разрешит, я приду к Вам и принесу книги. Как бы трудно ни давался Вам язык, это будет легче, чем нести тяжесть непонимания изо дня в день. Если Вам открыто, где искать объяснения Вашей печали, по всей вероятности, Вам будет указан и путь, как выйти из круга ее или как нести ее дальше без огорчения.
Мы простились с американкой и сошли вниз. Гонг призывал к трапезе.
— Пройдем в оливковую рощу. Сегодня тебе, Левушка, было бы трудно в многолюдном обществе. Никито и Зейхед ждут нас в тенистой беседке возле грота, где мы будем обедать только вчетвером. Этот день, день твоего великого счастья, становится и днем твоих великих отдач. Сегодня ты закончил только первую и наиболее легкую часть твоих старинных карм. Но после обеда ты возьмешь своего птенчика, который успел уже проголодаться и соскучиться без тебя, и мы вместе с твоими поручителями пойдем к Франциску, чтобы ты мог начать погашать самую тяжелую часть кармы с твоим злейшим врагом. Я знаю, что все время тебе хочется спросить меня, что такое "владыки карм", о которых ты еще ничего не знаешь. Я расскажу тебе о них и частью ты узнаешь кое-что из записной книжки твоего брата. В эту
Не успел И. договорить последних слов, как мои дорогие поручители показались на дорожке, встречая нас. Войдя в прелестную беседку, где было много прекрасных цветов, увидел небольшой стол с четырьмя скромными приборами на белой скатерти и четыре табуретки из простого пальмового дерева. У каждого прибора стояла уже готовая холодная еда и много фруктов.
Какая разница была в моих ощущениях сейчас и раньше?
Если бы Андреева только прикоснулась ко мне раньше, я лежал бы больным. Теперь же мои силы точно все возрастали, чем больше я отдавал моей любви. И мне казалось, что я становлюсь все сильней. Я и голода не ощущал, а ел только потому, что И. приказывал мне быть хозяином в беседке и подавать пример своим дорогим гостям.
Никито несколько раз напоминал мне некоторые эпизоды из моей детской далекой жизни. Я их ясно представлял и все четче отдавал себе отчет, как бесконечно многим я обязан брату Николаю и как я мало знал и видел истинного брата Николая в той человеческой форме, которую так любил.
Мне представлялось, что брат Николай знает о моем счастье сейчас. И у меня не было горечи, что его нет со мной. У меня было одно желание: передать ему сегодня мой привет любви, привет благодарности брата-сына за все то, что для меня сделал брат-отец.
— Передай врагу своему и его семье полное прощение сегодня и ты сослужишь брату своему и его будущей семье великую, вековую службу, — сказал мне И. — Неужели же все в жизни людей так цепко связано, И.? — спросил я.
— О, да. Ты только еще вступаешь на тот путь, где начинают понимать высшие законы, и они-то и есть единственные законы движения вселенной: закономерность и целесообразность — о них запомни.
Наш легкий обед кончился быстро, и мы направились в мою комнату к моему дорогому птенчику, который тоже — по терминологии леди Бердран — начинал превращаться из гадкого утенка в прекрасную, царственную птицу.
Глава 6
Не успел я войти в свою комнату, как очутился в буквальном смысле слова в объятиях моего птенца. Сегодня я и в нем окончательно увидел не птенца, а молодую, сильную птицу, обещавшую сделаться неоспоримой красавицей. В первый раз за время своей жизни со мною мой белый друг не нуждался в моей помощи, чтобы вспрыгнуть ко мне на плечо. Раскрыв крылья, он охватил ими мою голову и терся своей головкой о мою щеку. Я даже ошалел от неожиданности такого бурного привета и представлял из себя довольно нелепую фигуру, когда голова моя исчезла в павлиньих перьях и слышен был только мой смех да смех моих друзей, потешавшихся над Левушкой с павлином вместо головы.
Успокоившись, мой павлин по приказанию И. учился отдавать поклон каждому из моих гостей, за что получал сладкий хлеб, которого он был большим любителем. Наконец, вдоволь накормленный и напоенный, он снова взобрался мне на плечо, и мы вышли по направлению к лесу.
Через долину, еще жаркую, я перенес птицу на плече; но вес ее был уже солиден, и в лесу я спустил ее на землю. Павлин бежал рядом со мной, что теперь для него уже не составляло никакого труда. Но сегодня я подмечал в нем что-то новое, чего раньше не видел в моем воспитаннике. Мне казалось, что в павлине появилось нечто духовное, какой-то трепещущий свет точно шел от его головки и тех мест, где начинались его крылья. Да и в глазах его, мне чудилось, пробилось новое, осмысленное, почти человеческое выражение.