Двенадцать детей Парижа
Шрифт:
– Грегуар, где находятся виселицы? – спросил он слугу.
– На Гревской площади, сударь.
Гревская площадь. А от нее на север на Рю-дю-Тампль. Он все вспомнил! Красивый дом с двумя фасадами. Три пчелы над дверью. На западной стороне улицы. Симона д’Обре. Иоаннит записал все на листе бумаги, после чего с облегчением отложил перо.
– Грегуар, у меня для тебя поручение, достойное Геркулеса, – позвал он своего лакея.
– Геркулеса?
– Героя огромной силы и храбрости.
– Я не очень сильный.
– В данном случае требуется храбрость, а
– Да.
Мальчик снова надел башмаки. Тангейзер заправил ему рубаху в штаны и разгладил все складки. Потом он вымыл ему лицо и пригладил волосы влажным шейным шарфом. На пажа герцога Анжуйского парень, конечно, и теперь не похож, но и за попрошайку с улицы его тоже не примут.
– Помнишь Гузмана, большого испанца, который ехал на запятках кареты?
Грегуар кивнул.
– Мне нужно, чтобы ты его нашел и передал это письмо. Приведи Гузмана сюда, и он меня освободит.
Тангейзер протянул записку, и ребенок взял ее с таким почтением, словно это была частица Креста Господня.
– Ты должен идти по коридорам с таким видом, будто делаешь это каждый день. Держи письмо перед собой – вот так. Если тебя кто-то остановит, покажи ему имя, написанное снаружи. Рец – очень влиятельный человек, и я надеюсь, никто не захочет вмешиваться в его дела. Если тебе начнут задавать вопросы, читай «Аве Мария».
– «Аве Мария»? Молитву Богородице?
– Совершенно верно. Как можно громче и выразительнее. – Вряд ли собеседник поймет хотя бы слово, был уверен Матиас. – Помнишь первое роскошное здание, через которое мы входили?
– Там, где люди с собаками на шее?
– Да. Это Павильон короля. Скорее всего, именно там находится Рец – наверху, совещается с королем, – и там ты найдешь Гузмана, если вообще его разыщешь.
– Я его найду.
– Если не выйдет, не думай, что подвел меня.
– Я вас не подведу.
– Хороший мальчик.
Заключенный вызвал стражника, дернув за цепочку рядом с массивной дверью – другой конец этой цепочки был прикреплен к колокольчику.
– У моего пажа срочное сообщение для Альбера де Гонди, герцога де Реца.
Стражник хмуро посмотрел на Грегуара, который держал письмо, словно талисман.
– Назови свое имя, – сказал Тангейзер. – Сегодня днем я виделся с Рецем. У него вспыльчивый характер.
Подобно всем низшим чинам, стражник уважал туманные намеки.
– Я прослежу, чтобы вашего пажа немедленно пропустили, – пообещал он.
Иоаннит сунул ему серебряный франк и махнул Грегуару, чтобы тот следовал за стражником.
– Удачи, парень.
Юный лакей поклонился. Дверь за ним закрылась, и в замке повернулся ключ.
В спальне было темно. Свечи, горевшие в гостиной, позволяли разглядеть кровать. Тангейзер так устал, что почти обрадовался тюремному заключению. Он отстегнул оружие, снял камзол, лег на кровать и уснул.
Глава 4
Набат
Карла проснулась третий раз за ночь и, вздохнув, потянулась за ночным горшком. Луна сияла так ярко, что ее свет можно было перепутать с занимающейся
Она не сомневалась, что вынашивает сына. Повороты и толчки малыша – нетерпение поскорее выйти в большой мир – казались ей чисто мужскими. Она подумала о Матиасе, в сотый раз за день, и улыбнулась. Мальчик это или девочка, но ребенок унаследовал характер ее мужа. Женщина представляла их обоих, отца и ребенка, связанных через нее. Эти мысли помогали ей рассеивать грусть. Помогали переносить отсутствие Матиаса. Помогали сохранять его живой образ в сердце до того дня, когда она снова окажется в его объятиях, в его полной власти.
Карла отбросила простыню, влажную от пота, спустила ноги с кровати и с трудом села. Она привыкла считать себя сильной, но в последнее время вес ребенка казался ей огромным – как и выпирающий живот. Графиня не переставала удивляться изменениям, которые происходили с ее телом. Подтянув ночную рубашку вверх, она сунула ладонь под грудь, которая тоже заметно увеличилась. По ее подсчетам, шла тридцать восьмая неделя беременности. Опираясь на руки, Карла присела рядом с кроватью. Положение на корточках было одним из немногих, в которых ей было удобно. Потом женщина подвинула под себя ночной горшок и облегчилась. Мочи было немного. Наверное, через час придется снова вставать. Ей рассказывали, что некоторые женщины наслаждаются беременностью, но Карла не принадлежала к их числу.
Она снова задвинула ночной горшок под кровать, но осталась сидеть на корточках. Теперь графиня окончательно проснулась, потому что в животе у нее в очередной раз все напряглось. За последние несколько дней она привыкла к этим ощущениям: ребенок опустился глубже, и форма живота изменилась. Два дня назад она заметила на ночной рубашке розоватую слизь. Карла не собиралась рожать в Париже, но, видимо, придется. Она не волновалась, а, скорее, чувствовала радостное волнение и облегчение от того, что суровое испытание беременностью подходит к концу.
Здесь к ней хорошо относились. Симона была очень добра. Повитуха, принимавшая четырех детей хозяйки дома, была готова помочь гостье в любой момент. Известный хирург месье Гийемо, протеже Амбруаза Паре, приходил днем раньше и заверил, что вмешается в случае осложнений. Однако, по его же словам, Карла была сильной женщиной, а ребенок лежал правильно, и кроме того, ее предыдущие роды прошли без осложнений.
Приглашение выступить в качестве музыканта на балу королевы, которое показалось графине привлекательным, совпало с одним из периодов прилива сил и радостного настроения, несколько раз случавшихся с ней во время беременности. Карла думала, что Матиас вернется и будет ее сопровождать – приглашение было адресовано им обоим. Когда же он не вернулся, а за ней прибыл официальный эскорт – шесть всадников под командованием Доминика Ле Телье, – долг вежливости заставил ее пуститься в путь без мужа.