Двенадцать поленьев
Шрифт:
Вражеский бронепоезд и вправду грозный. Пушек побольше, чем на нашем, и пулемётов побольше.
А главная его сила в броне.
Один из разведчиков измерил броню.
Ловко он это сделал! Подкрался к бронепоезду — да как швырнёт в него камнем. А сам — за дерево.
С бронепоезда застрочил пулемёт. Но за дубом спокойно: пуля дубовый ствол не пробьёт.
Пустил ещё камень.
На этот раз в стальной стене открылась дверца — и с руганью высунулся офицер.
На макушки
А разведчику только того и надо, чтобы дверца открылась. На ребре-то дверцы как раз и видна толщина брони!
Так мы узнали, что броня толстая, толщиной с большой палец.
А у нас — всего-то с мизинчик...
Теперь каждый стал разглядывать свои пальцы. Сличаем большой палец с мизинцем.
Даже завздыхали некоторые...
Одна мысль у всех: пробьют ли наши пушки этакую белогвардейскую броню?
Позвали на совет Старого Солдата (так мы прозвали Степана Дорофеевича — самого пожилого у нас на бронепоезде красноармейца).
Подумал он и говорит:
— Смекаю я вот что, ребята. В той стороне нет таких заводов, чтобы катали белогвардейцам броню. Значит, откуда она у них? От доброго дяди. А кто у беляков добрый дядя? Известно — империалист. А у империалистов всё в лапах: все заводы, все солдаты, целые страны и даже короли.
Вот империалист и говорит, к примеру, английскому королю:
«Послушай-ка, господин хороший, беляков в России бьют. А ведь это наши с тобой верные слуги. Надо выручать. Пошли-ка туда броню для бронепоезда. Твоя английская броня знаменитая. Её и пушки не пробьют!»
Ну, король, понятно, ножкой шаркнет:
«Слушаюсь! Дам броню. Только, — говорит, — мою просьбу уважьте».
Империалист спрашивает:
«А какая твоя просьба? Может, и уважу».
«А моя, — отвечает, — королевская просьба вот какая. Название надо дать бронепоезду. И чтобы буквы были во всю броневую стену — от крыши до колёс. Чёрной краской пусть намалюют, да пострашнее!»
Империалист:
«А название придумал?»
«Придумал, — отвечает король. — Название поставим вот какое: «Долой красную Москву!»
Тут ребята замахали на Старого Солдата:
— Полно, Дорофеич, сочинять-то! Ты же не был в разведке. И не можешь знать, какая там у них надпись на броне!
Но разведчики подтвердили, что на броне у белогвардейцев и вправду чёрная надпись. И эти самые слова: «Долой красную Москву!»
Тут все, сколько нас было, умолкли — будто онемели.
И потом, не сговариваясь, как крикнем:
— Никогда!
А наводчик-артиллерист
— Не видать тебе красной Москвы, вражья сила. Никогда! Никогда!
Нашего командира вызвали в штаб.
Возвратился он оттуда задумчивый.
— Неважная, — говорит, — новость, товарищи.
Так мы узнали, что у белых на бронепоезде — знаменитый артиллерист. Ещё царь награждал его за меткую стрельбу.
Человек богатый, из помещиков, и Советскую власть ненавидит.
«Хочу, — говорит, — сам, своим глазом, прицеливаться в коммунистов и истреблять их. С первого снаряда расколочу большевистский бронепоезд, и это будет для меня лучшая награда».
Опасный враг. Главное, бьёт без промаха.
— В бой! — закричали бойцы. — Драться с ним!
— А вот кричать ни к чему, — сказал командир. — Криком врага не возьмёшь. Народ вы, я знаю, отважный, каждый из вас готов жизнь положить за Советскую власть.
Но для победы этого мало. Надо ещё научиться метко стрелять.
Стали между боями учиться. Пришлось, конечно, поменьше отдыхать.
Артиллеристы практиковались у пушек. На скорость. На точность наводки.
Пулемётчики брали прицел из пулемётов: дальше — ближе, влево — вправо.
Машинист стал сажать на своё место кочегара, учил управлять паровозом.
А я напилил из полена деревянных кубиков.
Сказал себе: «Как будто это взрывчатка» — и стал составлять из кубиков разные заряды. Тоже для практики.
Наверное, ни в одной школе не учатся так прилежно, как учились на бронепоезде. Каждый понял: одной храбростью врага не одолеешь.
Бронепоезд на отдыхе, и ребята, прячась от солнца, сгрудились в холодке.
А по полю знай похаживает наш Старый Солдат.
Наклонится, отставив больную ногу, подберёт что-то с земли — и в сумку. Словно землянику собирает.
— Будете, — говорит, — довольны.
Да и опрокинул сумку.
Со звоном высыпались оттуда осколки снарядов — грязные, колючие уродцы.
— Разложите-ка, — говорит, — ребятки, костёр. Да пожарче!
Разложили на дне канавы.
Прогорел костёр — и зазолотилась большая куча углей.
Дорофеич доволен.
— Открываем, — говорит, — ребята, литейный завод!
И сунул в жар железную лопату.
А на лопате, как в ковшике, — осколки.
И — удивительное дело! — уже нет грязных уродцев. Тают, тают... И засветились серебром.