Двенадцать поленьев
Шрифт:
— Вот чудачки! «Разыщи нам Серёжу», — а фамилии не говорят. Я же не фокусник!
Сунула письмо в карман. И только вечером, после работы, о нём вспомнила.
Поужинала, отдохнула — и села письмо перечитывать.
Теперь Катя уже не смеялась. Очень ей захотелось помочь Дуняше. Но Ленинград — город огромный. Несколько миллионов жителей. И Серёж здесь видимо-невидимо.
Задумалась Катя.
«Который же из них?.. Даже отчества нет. Неужели не знают?» И она дала телеграмму на Урал.
В
Опять от Дуниных подружек.
Это было весёлое письмо. Девушки на фабрике, видать, боевые!
«Наша Дуня, — писали они, — Евдокия Максимовна. А брат, по её словам, — Сергей Максимович. Но как верить на слово девчонке, которая ухитрилась забыть родную фамилию? «Докажи, — говорим, — что ты с братом Максимовичи».
Дальше в письме говорилось, что Дуня повела всех к себе в общежитие и показала обгоревшую тряпочку.
Это была метка, когда-то пришитая к платьицу ребёнка. С этой меткой Дуню вывезли из Ленинграда. А тут крушение, пожар...
Была полная надпись карандашом: имя, отчество, фамилия ребёнка. А уцелело только: «Евдокия Максимовна».
Но девушки на фабрике дотошные!
Разглядывая тряпочку, они вдруг обнаружили букву «Б».
— Дунька, — закричали подружки, — где же были твои глаза! Твоя фамилия с буквы «Б» начинается!
— Знаю, видела, — сказала Дуня. — Но одна буква — это ещё не фамилия. Назвали меня Смородиной — Смородиной и останусь.
Подружки согласились, что фамилию теперь менять нечего.
А про букву «Б» сообщили в Ленинград.
— Почтальон Глазкова! — сказал начальник почты. — Ну, как, надеешься разыскать этого загадочного Серёжу?
— Сейчас скажу. — И Катя быстро прочитала письмо.
«Отчество Серёжи — Максимович... Фамилия начинается с буквы «Б»...»
Катя так обрадовалась приметам, что тут же пообещала начальнику:
— Разыщу его. Честное комсомольское!
Погорячилась девушка. Пришлось ей пожалеть о своём необдуманном обещании.
Но пока что Катя ликовала:
«Ай да уральские девчонки! Вот молодцы! Откопали начало Серёжиной фамилии. ..А с фамилией можно и в адресный стол!»
Но заявку у Кати не приняли. Из окошка сказали:
— Товарищ Глазкова, вы опытный почтальон и знаете наши порядки. Надо написать полную фамилию.
Конечно, Катя знала порядки. Но к букве «Б» ничего прибавить не могла.
Всё это Катя рассказала у окошка.
Сотрудница адресного стола в раздумье молчала.
— Да ведь мы же ленинградцы! — сказала Катя. — Сами настрадались. Кому же, как не нам, понять сироту!
Сотрудница не спорила. Только сказала:
— А знаете, сколько у нас карточек на букву «Б»? Их и за год не перебрать.
Прошло
Звонок по телефону: «Почтальона Глазкову — в адресный стол!»
У окошка Катю встретили все сотрудницы. Улыбаются.
— Ты, Катя, не подумай о нас худого. Решили перебрать карточки — знаешь когда? В обеденный перерыв... Вот получай для начала!
Какая радость — у Кати в руках три адресных листка! «Сергей Максимович... Сергей Максимович... Сергей Максимович...» — и все фамилии на «Б».
Катя в этот день чуть ли не бегом разносила почту.
А когда работу кончила, даже домой не зашла. Даже не поужинала. Так не терпелось пуститься на поиски Сергея.
Приехала по первому адресу. Здесь проживает Бабкин.
«Он или не он?..»
Катя глядит на кнопку звонка, не решаясь к ней прикоснуться.
Наконец собралась с духом и позвонила.
В квартире зашаркали туфлями.
В переднюю вышел мужчина.
— Спрашиваете Сергей Максимовича? Это я, к вашим услугам!
Катя смутилась, пробормотала извинения — и за дверь. «Какой же это брат Дуняше — он ей в дедушки годится!»
Метро доставило Катю на другой конец города.
Новенький дом. На лестнице ещё пахнет краской.
Ступени — как белые пастилки. Такие чистые, что боязно ногой наступить.
Позвонила.
Спросила Сергея Максимовича Бибикова.
В переднюю влетел мальчик, расставил ноги и прицелился в Катю из деревянного ружья:
— Вы в плену. Ни с места!
У пленницы нашлась в кармане карамелька, и она сумела откупиться.
И, выйдя на площадку, с огорчением подумала: «Что это с адресным столом? Стариков дают, малышей... Неужели трудно догадаться, что Сергей Б. сейчас взрослый молодой человек?»
Нет, ничего не получается у сотрудниц адресного стола. Урывками, в обеденный перерыв — это не работа!
Всё же Катя пошла по третьему адресу. И опять не то.
Пришла домой... На столе свежее письмо. Опять с Урала.
Распечатала.
Глядит — от Евдокии Смородиной. В первый раз Дуня написала сама.
«Эх, Дуня, Дуня, горе ты моё...» — повздыхала Катя и села читать письмо.
Знакомый уже рассказ о поезде, фашистской бомбе, крушении...
«Братец очень кричал, — писала Дуня. — Рука вся в крови и даже стала не похожей на руку...»
Глазкова перечитала это место.
Изувеченная рука... Важная примета!
Но тут же вспомнила, что адресный стол не учитывает здоровья жителей.