Двенадцатая машина

Антонов Василий

Вадиму пришлось прочесть массу книг, изучить творчество многих писателей. Результат был несколько неожиданный: Вадим сам стал писать. Он стал писать раньше, чем закончилась наладка машины. Писал он без автоматики, но рассказы его печатались.

– Я не могу ее держать дома, понимаешь?-говорил Вадим, с неприязнью поглядывая на Эльпигму.- Что подумают в редакциях?! Скажут, что я пишу с помощью машины...

Эльпигма осталась у меня.

Я даже не пытался спорить. Мне никогда не удавалось переспорить Вадима. К тому же я вспомнил, что недавно открылась

специализированная мастерская по приему от населения непригодных кибернетических устройств. Я угостил Вадима консервированными ананасами, и мы до поздна обсуждали открывающиеся перед ним новые творческие перспективы.

Утром я позвонил в мастерскую. Мне сообщили, что желающих сдать машины много, и попросили запомнить мой номер в очереди. Запомнить его было нетрудноно - 33 339.

Тогда я позвонил в Музей кибернетики.

– Ничем не могу помочь, - сказал мне заведующий сектором Особо Нелепых Уникумов.
– Мы только что получили крупную партию совершенно потрясающих экспонатов. Эпоха ранней кибернетики. Вам придется подождать, пока будет построено новое здание...

Черт побери, я не мог держать эту машину дома! Это была нахальная и дикая машина. На второй вечер она сбежала. Вадим зачем-то снабдил ее шагающим устройством. Не спорю, у меня не было особого желания ее разыскивать. Но ее нашли и вернули, пригрозив мне товарищеским судом за нарушение постановления горсовета.

Быть может, я и смирился бы с Эльпигмой, но она непрерывно говорила. Там, где у всех порядочных машин размещается ограничительное устройство, у Эльпигмы торчал блок свободы творчества. Машину нельзя было выключить. Она постоянно работала! В жизни я не видел такой энергичной машины. Она ловила слова - безразлично какие-и немедленно выдавала безукоризненную прозу. Если удавалось подслушать разговор, она превращала его в повесть или пьесу в трех действиях.

Подслушав мой разговор с представителем горсовета, она разразилась потрясающей пятиактной трагедией.

Я уходил из дому чуть свети возвращался в полночь.

Я побывал в гостях у всех родственников, друзей и знакомых. Я навещал тех, к кому не заглядывал годами.

Но стоило мне вернуться домой, как машина начинала говорить. Я пытался запираться в дальней комнате. Этоне помогло. Проклятая машина сочинила за эти дни столько, сколько все писатели XX века, вместе взятые.

Голос Эльпигмы, визгливый и дребезжащий, преследовал меня повсюду. Я стал замечать, что и сам начинаю говорить таким голосом...

Я человек терпеливый и ко всему привыкаю. Мог бы привыкнуть и к Эльпигме. Но время от времени с ней что-то происходило, и она начинала сочинять на церковнославянском языке или в сверхмодернистской манере.

Это было выше моих сил!

И тогда я разозлился. Я музыкант и в технике разбираюсь слабо, но тут я решил действовать научно. Кибернетику можно осилить только кибернетикой, подумал я, и направился в Центральный Информаторий Системы Главной Памяти.

В огромном безлюдном зале сидела девушка и читала старинный роман "Граф Монте-Кристо". Ей было скучно.

и она

обрадовалась моему посещению. В течение двух минут мы запрограммировали вопрос четвертому хранилищу Системы Главной Памяти. Ни минуты не сомневаясь в могуществе Главной Памяти, я с волнением ожидал ответа.

– Не волнуйтесь,-участливо сказала девушка.- Она обязательно придумает. Но... вы понимаете... не сейчас. Зайдите месяца через два.

Девушка посмотрела на меня и быстро налила стакан воды.

– Вот, выпейте. Пожалуйста, не сердитесь. У нее, знаете ли, очень большая память. Семьдесят лет накапливалась информация. Она не может быстро, не сердитесь...

Я посмотрел на девушку, посмотрел на книгу и подумал, что графу Монте-Кристо пришлось ждать больше.

Но не успел я сделать и четырех шагов, как Система Главной Памяти ожила. За ее панелями, расположенными вдоль стен зала, послышался рокот. Замигали красные, синие и зеленые огни. На щитах вспыхивали и гасли .надписи. Главная Память работала с такой энергией, 'СЛО.ВНО вое семьдесят лет она ждала моего визита!

Решение Главной Памяти было сформулировано с древнеримской лаконичностью: "Сдать в экспедицию № 172".

Потрясенный стоял я посреди огромного зала и думал, что Главная Память-выдающееся достижение кибернетики. Мне казалось, что, узнав о моих мучениях, она будет ругаться. Ведь Главная Память хранила, как бы это сказать, разные слова. При желании-ей было что сказать. Но она не ругалась. Она вежливо предложила сдать Эльпигму в экспедицию № 172. Все-таки двадцать первый век-это хорошо! Подумать только, столетие назад люди употребляли в таких случаях страшные слова. А тут вежливо и научно: "Сдать в экспедицию № 172".

Остальное было просто. Я Дал знать Центрально?!

службе перемещений, прибыл дежурный автоманипулятор и мгновенно убрал машину из моей комнаты. Конечно, я был в отличном настроении! Единственное, о чем я жалел, это об упущенной возможности сдать ко всем...

виноват... сдать в экспедицию № 172 одиннадцать других кибернетических штучек.

Все-таки в XX веке было спокойнее. Техническая самодеятельность ограничивалась радиоприемниками и катамаранами. Не-приходилось опасаться, что получишь в подарок дурно выдрессированного кибернетического слона...

Спустя два года я женился. Представьте себе, уже на четвертый день мне понадобилась электронная машина для объективного рассмотрения конфликтов с женой.

Машина эта работала просто изумительно, и мы не раз с теплым чувством вспоминали Вадима. Да, я забыл сказать, что незадолго до моей женитьбы он исчез, не сообщив нового адреса. Позже я узнал, что ему предложили творческую командировку на Марс и он сразу же вылетел.

Просто непонятно, как я раньше недооценивал технику! Ну, что бы я стал делать, не подари мне Вадим машины для воспитания детей? Это была незаменимая машина. Надо было видеть, с какой заботливостью следила она за каждым действием нашего первенца. А когда появился второй ребенок, машина прямо разрывалась на части, чтобы уследить за обоими.