Двенадцатая нимфа
Шрифт:
Гость по имени Кехт осторожно взял в руки одну из банок, повертел её и робко спросил:
— Если это существо с головою лошади и в самом деле рыба, то её, наверное, можно есть?
— Я пробовал, — сказал Вальтер.
— Вкусная?
— Морские коньки почти несъедобны, хотя и очень питательны. Их можно есть только в случае очень уж большого голода, но зато они содержат в себе очень ценное вещество, которое можно было бы использовать в медицинских целях.
Скандлан спросил:
— То есть из морских коньков можно делать что-то
— Можно, — ответил Вальтер. — Но это сложное производство, а оно требует больших капиталовложений. — Тот, кто бы им занялся, мог бы заработать очень большие деньги. Но пока ещё такого человека почему-то не нашлось.
Кехт и Форк многозначительно переглянулись. Скандлан как-то странно улыбнулся.
— Я что-то не так сказал? — удивился Вальтер.
— Всё так, — утешил его Скандлан. — Просто мои ребята подумали, что вы такой богатый из-за того, что тайно производите что-то из этих самых морских коньков.
— Ах, вот вы о чём! — рассмеялся Вальтер. — Нет, ребята, это не так. Я ничего не произвожу — ни тайно, ни явно. Как видите, моя лаборатория — прозрачное здание. На ночь я всегда включаю здесь свет, и со стороны видно всё, что может произойти внутри этого помещения. Ну, например, вторжение посторонних людей с целью ограбления.
Скандлан сказал задумчиво:
— Если вы на ночь оставляете свет в этом доме, то со стороны моря это, наверное, выглядит, как один большой светильник. Должно быть, это очень красиво.
— Красиво, — согласился Вальтер. — Я и на башне Старого Маяка тоже включаю одну-единственную лампочку и тоже для красоты. Пусть светит. Может быть, кому-то мой свет пригодится и укажет верный путь. Или даже спасёт от заблуждений… Ну, а, если бы я здесь что-то производил, то об этом бы уже все знали. Что же касается, морских коньков, то я их только коллекционирую. Некоторые редкие экземпляры я продаю живьём Меценату — он их содержит в своём океанариуме. Я могу и вам их продать, сколько вы захотите, но вы должны сделать мне заказ: сколько, каких, когда и по какой цене, вот тогда и поговорим.
Скандлан как-то странно ухмыльнулся и спросил:
— Мы непременно сделаем вам такой заказ, господин Вальтер, но не сегодня. Сейчас мы пока только присматриваемся.
— Ну что ж, смотрите на здоровье.
Но Скандлан не унимался и гнул куда-то в сторону от первоначально заявленной темы:
— Вот вы ничего не производите, но купили себе дом, построили эту лабораторию… Вы же не хотите нам сказать, что живёте за счёт продажи морских коньков Меценату?
— Нет, конечно, — рассмеялся Вальтер. — Я вам вообще ничего не собираюсь рассказывать о том, как и за счёт чего я живу. И вы ведь, по вашим же собственным словам, не за этим же сюда пришли, чтобы выяснять какие-то подробности моей жизни, а за чем-то другим. Ведь так же? — он пристально посмотрел на Скандлана.
— Да, конечно, — вынужден был согласиться тот.
А Вальтер уже начал злиться:
— Я ведь не обязан отсчитываться
Вальтеру всё больше и больше не нравилось происходящее. Он прикрыл глаза и вдруг представил себе следующее продолжение начавшейся непонятной беседы:
В ответ на его слова: «Я вам вообще ничего не собираюсь рассказывать о том, как и за счёт чего я живу» последовал зловещий ответ молчавшего до этого Форка:
— А зря. Сказать всё-таки придётся.
Скандлан оглянулся на него и бросил небрежно:
— Форк, вечно ты суёшься не в своё дело, тупица.
Вмешался Кехт:
— Босс, опять ты сердишься! Ну, что он такого сказал?
— Заткнитесь оба, придурки! — посоветовал им Скандлан. — Я вам слова не давал! Ваше время ещё придёт!
— Уже пришло, — хихикнул Форк и выронил стеклянную банку с заспиртованным редчайшим экземпляром рыбы-зебры.
— Ой, извините, — сказал он, изображая растерянную улыбку.
— Извинить не могу, — ответил Вальтер, — мне придётся тебя за это убить.
— Ой, ещё раз извините, — смущённо пробормотал Форк, разбивая вторую банку.
— Пока хватит, — скомандовал Скандлан.
Кехт в это время одним лёгким движением руки смёл на пол какие-то колбочки и пробирки.
— Я же сказал: хватит! — рявкнул Скандлан.
Оба здоровяка изобразили притворный испуг. На какое-то время застыли в полной неподвижности.
— Хорошо, мы подождём, — сказал, наконец, Кехт. — Хотя работы здесь, конечно, много, правда, Форк?
— Да, — согласился Форк, деловито оглядываясь по сторонам. — Если даже не поджигать, а только перебить всё стеклянное и хрупкое, то осколки ему потом придётся вывозить на самосвале.
Скандлан сказал:
— Эти мои идиоты совершенно не умеют себя вести в приличном месте. Вы должны их простить — сказывается плохое воспитание и неправильное школьное образование. — Он воздел глаза к потолку и с горечью проговорил: — У нас в Авдации очень плохие школы, в которых любая глупость школьников не пресекается, а даже поощряется. Даже если школьник будет совершенно слабоумным, то и тогда он будет считаться «альтернативно одарённым ребёнком».
— Оно и видно, — сказал Вальтер, — эти двое — явно из таких альтернативно одарённых.
— Босс, он хамит, — сказал Форк и тотчас же запустил табуреткой в стеклянную стену лаборатории.
К их изумлению, табуретка отлетела в сторону, не оставив на стекле даже царапины.
Вальтер сказал: спокойно.
— Бывают и такие стёкла.
Скандлан проговорил совершенно невозмутимым голосом:
— Ребята, он не хамит, а говорит суровую правду о ваших умственных способностях. А такие стёкла и в самом деле бывают. Между прочим, они стоят уйму денег и по карману только очень богатым людям… Как видите, мы не зря сюда пришли.