Дверь в чужую осень (сборник)
Шрифт:
Спускались мы в командирскую землянку, честное слово, как на казнь. Хорошо представляли, что услышим. Но коли уж решились, ничего не попишешь…
Командир, впрочем, как у него было в обычае, нас слушал совершенно невозмутимо, не выдавая своих мыслей и не перебивая. Капитан, наоборот очень быстро закипел, как чайник, попытался фыркать и комментировать скептически — но командир его быстренько утихомирил, а после того, как мы закончили докладывать, и вовсе отослал под благовидным предлогом. Капитан, хотя и ворчал что-то под нос со всем недоверием, подчинился
Какое-то время стояло молчание. На самодельном столе давно уж горела керосиновая лампа — стемнело. Прихватив стекло тряпкой, командир прикурил самокрутку от пламени, подымил немного. И сказал каким-то новым голосом, какого мы от него прежде не слыхивали:
— Вы вот что, хлопцы… В отряде — никому ни словечка. Уяснили?
И никакого разноса, никакого явственного выражения недоверия! Стах не утерпел:
— Товарищ командир… Что же получается? Немец был наподобие колдуна? Не бывает такого!
Мы, все четверо, были городские, кто из Минска, кто из Гомеля, кто из Постав. Петр с Андреем аккурат перед войной закончили десятилетку, я — два курса пединститута, а Стах и вовсе успел выучиться на инженера-электрика, получить диплом. Как на подбор, городские мальчики, начитанные, комсомольцы, безбожники, далекие от всяких суеверий — но вот поди ж ты, именно у Стаха с языка сорвалось…
Командир молчал, пока не докурил. Потом аккуратненько погасил окурок в пепельнице (точнее, в низко обрезанной снарядной гильзе), цепко глянул на нас — опять-таки как-то иначе, чем всегда. Сказал таким тоном, будто нас не было тут вовсе, и он размышлял вслух наедине:
— Ну, мало ли что бывает, а чего не бывает… Колдун, говоришь… Я так полагаю, никакой он колдун и вовсе не немец. Я так полагаю, это над вами лесной подшутил. Они иногда любят… Очень уж похоже: полнолуние, полночь… Не слыхал я прежде, чтобы они в этих местах попадались, да мало ли как случается…
Мы на него так и вытаращились: вот уж не ожидали! Именно что от него! Старый большевик кончил сельскохозяйственный техникум, потом партийную школу в области, столько лет в райкоме — ему в такое верить попросту не полагается! И тем не менее сказал, что сказал…
Мы, конечно, дружненько замолчали. А командир, вертя себе новую самокрутку, сказал:
— Ладно, хлопцы, идите. И чтоб никому ни словечка!
Приказ мы выполнили добросовестно: никому ни словечка. Даже меж собой ни разу потом не обсуждали. Капитан тоже помалкивал, хотя на язык был остер и любил при случае поехидничать, ни разу не помянул ту историю ни на людях, ни с кем-то из нас с глазу на глаз, разве что первое время косился и пофыркивал. Не исключаю, что и он получил от командира приказ ни словечком не поминать…
Чуть попозже, в свободную минутку, мне пришло в голову… Командир наш родом был из Полесья, оттуда и на Гражданскую уходил, там потом работал несколько лет в райкоме, пока не перевели в наши места. А Полесье у нас — места своеобразные,
Выходит, командир наш, несмотря на весь свой партийный стаж, все же верил? А то и сам что-то такое видел? Не знаю. Духу бы не хватило спрашивать напрямую. Но держался он так, будто…
Больше мне ни разу не случалось видеть чего-то такого. Как не верил в леших и прочую нечистую силу, так и не верю. Но с мотоциклистом все так и было, не один я тому свидетель, имелось целых четверо. И все мы четверо командира слышали. Вот как совместить одно с другим? Не знаю я…
КРАСИВЫЙ БЕЛЫЙ САМОЛЕТ
«Мессера» я сбил, никаких сомнений. Случалось порой, что неопытные принимали за сбитого уходящего от боя на форсаже — в таких случаях двигатель плюет густым черным выхлопом, для ненаметанного глаза очень похожим на дым подбитого. Но в тот раз сомнений никаких не было: сбил я его, гада, он задымил и вошел в пике как сбитый. Правда, потом оказалось, что упал он в расположении немцев, и победу мне не засчитали — но такое не со мной одним случалось. Да и разговор не о том…
Как-то, полное впечатление, ошалело выскочил на меня тот «мессерок». Немцы обычно летали парами, на одиночную охоту выходили только асы — но тот был не из асов. Всего-то парочка виражей на вертикалях, и я его достал. Положительно, неопытный. Потерял ведущего, то ли сбили того, то ли ведомый лопухнулся по недостатку опыта — и запаниковал. Случалось такое и у нас, и у немцев. Тьфу ты, я опять не о том…
В общем, глянув на приборы, я стал поворачивать в сторону бомбардировщиков, которых мы прикрывали, — они вовсю уже работали по переднему краю немцев, и нужно было держаться поближе.
Тут он и прошел слева направо, наперерез моему курсу — красивый белый самолет. Насквозь необычный… В жизни такого не видел. В поле зрения он был у меня какие-то секунды, но я рассмотрел его хорошо и запомнил накрепко: летчик-истребитель обязан иметь цепкий глаз. Тем более когда встречаешь такую диковину.
Громадина — это я определил сразу. Метров до него было примерно триста, или самую чуточку побольше — я все же не определил его точных размеров, хотя и не сомневался, что это именно громадина. И чертовски необычная громадина. Начнем с того, что крылья (под каждым, пожалуй, могла свободно разместиться парочка «Мигов» вроде моего) под значительным углом скошены назад, что для тогдашних самолетов было совершенно не свойственно. И на крыльях нет моторов! У него вообще незаметно было ни моторов, ни винтов, ни единого. Только совсем близко к хвосту — по два с каждой стороны длинных цилиндра.