Дверь в лето (сборник)
Шрифт:
Я распорядился, чтобы в случае моей смерти все до цента отошло в фонд Компании… за что мистер Пауэлл чуть меня не расцеловал и рассыпался в уверениях, что семь из десяти — чудесный процент. Вложив деньги в Компанию, я автоматически стал сонаследником всех прочих клиентов (если я выживу, а они умрут). Это было что-то вроде русской рулетки, [8] с которой компания, естественно, стригла проценты. Кроме того, это позволяло мне остаться при своих, если прогорят остальные вложения.
8
Русская рулетка — окопная игра времен русско-японской и Первой мировой войн. В барабан револьвера закладывался один патрон, барабан несколько раз прокручивался, после чего игрок нажимал на спуск, нацелив ствол себе в голову.
Оставалось получить разрешение суда и пройти медицинское освидетельствование. За здоровье свое я не беспокоился — теперь Компания будет спасать меня даже на последней стадии чумы, а вот судейские могли тянуть и тянуть.
Но беспокоился я напрасно. У Нашего мистера Пауэлла наготове были все документы, общим числом девятнадцать штук. Я их подписывал, пока не свело пальцы, потом посыльный унес их куда-то, а я отправился на обследование. Судью я так и не увидел.
Обследование было самым обычным, если не считать того, что под конец доктор посмотрел мне в глаза и спросил:
— Сынок, давно у тебя запой?
— Запой?
— Запой.
— Отчего вы так думаете, доктор? Я не пьянее вас, — и в доказательство довольно четко отмолотил скороговорку.
— Брось придуряться и отвечай мне прямо.
— Ну… недели две, пожалуй. Или чуть дольше.
— И, конечно, в силу особых причин? А раньше это с тобой часто бывало?
— Честно говоря, ни разу. Видите ли… — и я стал рассказывать, что со мною сделали Белл и Майлз и почему я решился лечь в анабиоз.
Он положил мне руку на плечо.
— Ради бога, не надо. Я не психиатр и у меня тоже хватает проблем. Меня интересует одно: встанет твое сердце, когда тебя охладят до четырех градусов или нет. Вот и все. И мне наплевать, отчего ты ложишься в анабиоз. Одним дураком меньше, если хочешь знать мое мнение. Но остатки профессиональной чести мешают мне санкционировать анабиоз человека, одурманенного алкоголем. Повернись кругом.
— Что?
— Повернись кругом. Я кольну тебя в левую ягодицу.
Я повернулся — он кольнул. Пока я растирал инфильтрат, он продолжал:
— Теперь выпей вот это. Через двадцать минут у тебя первый раз за весь месяц будет ясная голова. Итак, если у тебя есть капля разума (в чем я сильно сомневаюсь), ты сможешь подумать и решить, что лучше: бежать от неприятностей или встречать их как подобает настоящему мужчине.
Я выпил лекарство.
— Вот и все. Можешь одеваться. Документы твои я подпишу,
Он отвернулся, даже не попрощавшись. Я оделся и вышел. Внутри все болело, словно огромный нарыв. Мистер Пауэлл уже приготовил мой комплект документов. Когда я взял его, он сказал:
— Можете оставить их у нас и взять завтра в полдень. Этот комплект отправится с вами в будущее.
— А другие?
— Один мы оставим себе, другой направим в суд, третий, после того, как заснете, — в пещеры Карлсбадского Архива. Кстати, доктор сказал вам о диете?
— Конечно, — сердито сказал я, перебирая документы.
Пауэлл потянулся за бумагами:
— Я возьму их с собой, на случай, если захочу что-нибудь изменить.
— Вам не кажется, дорогой мистер Дэвис, что вносить изменения уже поздно.
— Не давите мне на психику. Я успею внести любые изменения, если приду пораньше.
Я открыл саквояж и засунул бумаги в боковое отделение рядом с Питом. Я часто хранил там важные бумаги. Конечно, это не Карлсбадский Архив, но тоже вполне надежное вместилище. Всякого, кто сунется туда, Пит встретит зубами и когтями.
II
Машина дождалась меня там, где я вчера ее оставлял — на стоянке в углу Першинг-сквер. Я бросил в счетчик несколько монет, выпустил Пита на сиденье, вывел машину через западный проезд и расслабился.
Попытался расслабиться. Для ручного управления движение в Лос-Анджелесе слишком интенсивно, а автоматическому я не доверял. Мне давно хотелось перебрать машину по винтику и сделать ее по-настоящему безопасной. Проехав Уэстерн-авеню, я перешел на ручное управление. Я был раздражен и хотел выпить по этому поводу.
— Вижу оазис. Пит.
— Блуррр?
— Полный вперед!
Лос-Анджелесу не грозит интервенция — захватчики просто не найдут места для стоянки. Высматривая, где бы поставить машину, я вспомнил, что доктор не велел мне пить.
Я заочно объяснил ему, что он может сделать со своими советами.
Удивительно, если он почти через сутки сможет определить, пил я или нет. Конечно, я мог бы обмануть его дюжиной способов, но это было не в моих правилах.
А ведь он был совершенно прав, черт возьми, когда не хотел подписывать мои бумаги. Похоже, я только и ищу случая сыграть втемную.
Пора было складывать пожитки.
— Сейчас? — спросил Пит.
— Чуть попозже. Сперва зайдем, перекусим.
И тут я осознал, что пить мне не хочется. Мне хотелось поесть и выспаться. Док не обманул — я был абсолютно трезв и чувствовал себя лучше, чем когда-либо раньше. Наверное, подействовало лекарство. Мы зашли в ресторан. Себе я заказал цыпленка, а Питу — полфунта ветчины и немного молока, после чего выпустил его поразмяться. Здесь нам было хорошо и Питу не надо было прятаться.