Дверь в никуда
Шрифт:
Он лежал и ждал, пока слезы перестанут бежать из глаз, и думал об Энни. Теперь она была для него ближе, чем кто бы то ни было в мире, и он так боялся, что она может умереть.
– ТЫ ДОЛЖНА ЖИТЬ! – шептал Стив, как будто они с Энни вновь были заживо похоронены под руинами, и она могла слышать его. – ТЫ НЕ УМРЕШЬ, ДА?
Страх за нее осушил его слезы слабости и тогда Стив повернулся к тем, кто находился в палате рядом с ним, украдкой взглянул на них всех и протянул руку за шампанским.
Позже их навестили студенты медицинского колледжа, проходившие в госпитале
Затем все успокоилось. Притушили верхние огни, и осталось только дежурное освещение. Было слышно, как молоденькие санитарки возятся и хихикают в дальнем конце палаты. Внезапно Стив открыл глаза и увидел возле своей кровати незнакомого мужчину.
Его удлиненное приятное лицо от самых глаз до уголков рта пересекали усталые морщины. Он был высокий, немного сутулый и смотрел с высоты своего роста на Стива с некоторым сомнением, словно раздумывая: не лучше ли ему уйти.
– Все в порядке, – отчетливо произнес Стив. – Я не спал.
Незнакомец потер ладонью лицо.
– Сиделка мне сказала, что я могу на минутку зайти, чтобы повидать вас.
Стив протянул руку и включил ночник. Свет окутал их, отделяя от остальной палаты, сразу потонувшей в темноте.
– Я муж Энни, – сказал мужчина.
– ОНА УМЕРЛА! ТЫ ПРИШЕЛ СКАЗАТЬ, ЧТО ЕЕ БОЛЬШЕ НЕТ!
Стив резко выпрямился на кровати, попытался приподняться на своих подушках. Ему показалось невозможным лежа встретить эту весть, которую принес ему Мартин.
– Как она? – с замиранием сердца спросил Стив и вдруг заметил, что на лице Мартина ясно видны измученность и облегчение, а совсем не смертельное горе.
– Она поправляется, – сказал муж Энни. – Мне только что об этом сказали.
Стив на мгновение закрыл глаза. Перед ним была Энни такая, какой он увидел ее, когда лампы спасателей светили прямо в ее лицо. Потом наслаиваясь на это видение, явился отчетливый образ – как будто он видит ее еще до взрыва. Она смеется, у нее разрумянились щеки, волосы рассыпались по плечам и окружили сияющим ореолом милую головку. Стив снова взглянул на Мартина.
– Слава Богу, – сказал он.
Теперь, когда страх за нее отступил, ему стало отчетливо видно, как устал стоящий перед ним мужчина. Он показал на стул рядом е кроватью, и когда Мартин тяжело опустился на него, мягко предложил:
– Хотите выпить? В тумбочке есть шотландское виски.
Мартин кивнул.
Стив взял бутылку, налил полный стакан и подал его Мартину. Тот залпом выпил половину.
– Спасибо…
Стив подождал, пока муж Энни опять поднял глаза и тихо спросил:
– Что про нее говорят врачи?
Мартин передернул плечами, будто от озноба, хотя и был в пальто, еще сам до конца не веря в то, что она будет жить, не взирая на длинный список навалившихся на нее болезней.
– У нее началась пневмония, но доктора вылечили ее антибиотиками. А еще подключили к аппарату искусственного дыхания. И так она дышала, а сейчас мне сказали, что через пару дней его отключат, потому что она сможет
Мартин положил на одеяло Стива руки в которых продолжал держать забытый стакан.
– Это было ужасно, видеть ее в окружении всех этих мониторов, аппаратов, как будто она принадлежит им, а не мне и детям. Я даже не мог взять ее за руку: у нее на коже сразу появлялись синяки.
Мартин опустил голову, помолчал. Стив ждал. Он видел Энни; образ был таким четким; ему было так жалко ее. Когда муж Энни поднял голову, Стив увидел, что он улыбается.
– А сейчас ей лучше. Она просыпалась сегодня вечером, и хотя еще не может разговаривать из-за всех этих трубок, но уже улыбнулась мне.
Стиву пришлось отвести взгляд, чтобы скрыть укол ревности. Он говорил себе – это ее муж. Он ждал, тогда у развалин весь день, и потом здесь в больнице почти всю ночь. Он сидел у ее постели все эти дни. Но понимание этого и симпатия, которую вызывал у него муж Энни, не могли уменьшить ревности.
Незаметно для себя Мартин допил остатки виски.
Его охватила огромное, легкое и пьянящее чувство радости. Оно было таким же большим, так переполняло его, что ему хотелось встать, сказать об этом всем: и затемненной палате, и молоденьким санитаркам, затеявшим веселую возню в кабинете старшей сестры. На его лицо, до этого бывшее напряженной, застывшей маской, прорвалась широкая, глуповатая улыбка, и он не мог ее удержать. Виски ударило ему в голову, разлилось теплом по всему телу.
– Вы знаете, она, должно быть, очень хотела жить, – воскликнул он. – Она, наверняка, очень этого хотела.
Стив кивнул.
– Да, – подтвердил он. – Да, очень.
Рука Мартина вздрогнула. Он собирался положить ее на плечо Стиву, но почувствовал, что почему-то не может этого сделать.
– Я, хотел вам сказать, что ей уже лучше, – снова улыбка, – и еще я хотел сказать… Спасибо вам! За то, что помогли ей.
Радужное сияние счастья, казалось, наполнило коридоры госпиталя, когда он шел к Стиву. А сейчас, когда Мартин смотрел на лежащего перед ним мужчину, он вдруг вспомнил то узкое пространство, в котором этот человек и его жена провели полные ужаса и боли часы.
– Совсем, как могила. Тесно и мрачно, – подумал он, и ему на память пришло, как однажды они с Энни видели в каком-то соборе средневековую гробницу. Это было давно, еще до рождения мальчиков. Они тогда путешествовали по стране и зашли в этот старинный храм.
Каменный вельможа и его жена лежали плечо к плечу на своем каменном ложе. Рядом с ними было такое же каменное изваяние их любимого пса, уснувшего у них в ногах. Энни и Мартин с трудом разобрали полустершийся готический шрифт на могильной плите: «И в смерти они не разлучились».