Дверь в полдень
Шрифт:
— Нормальные. Максим вообще как будто у нас родился. Колян немного странный…
— Кто?
— Колян. Ну, Николай. Его Максим так называл, это дружеская форма имени.
— Никогда раньше не слышала. А в чем его странность?
— Ну… он какой-то задумчивый, мечтательный…
Елена не смогла скрыть удивление.
— Да? А если верить архивам… — она осеклась на полуслове.
— Что?
— Ничего.
— Если уж начала, договаривай.
Елена посмотрела на Рому тем взглядом, каким человек смотрит на говорящую лягушку. После
— Согласно архивам, он был лидером преступной группировки, правда, не в 2004 году, а лет на десять позже. В том времени, из которого он пришел, он только начинает свою карьеру в банде. Странно, что он тебе показался задумчивым.
— А чем эта банда занималась?
— У них не было узкой специализации. Они контролировали довольно большую территорию, брали незаконные налоги с предпринимателей, им принадлежало несколько игорных заведений и еще, по неподтвержденным данным, они приторговывали наркотиками…
— Как в фильме «Крестный отец»?
— Не так масштабно. Слушай, Роман, тебе придется написать отчет.
— С чего это вдруг?
Если бы Рома разговаривал не с самой Еленой Прекрасной, а с обычной женщиной, он задал бы этот вопрос по-другому, в менее цензурной форме, но ругаться матом в присутствии Елены Рома стеснялся. А если говорить честно, то и побаивался.
— С того, что ты умотал в будущее, ни у кого не спросив разрешения, — сказала Елена.
— Я взрослый человек, — заявил Рома, — и я не ограничен в правах. Я могу идти куда угодно и делать что угодно. Или я успел нарушить какой-то закон?
— Не успел. Разъяснение о межвременном портале было утверждено уже после того, как ты ушел в будущее. Ты не подлежишь наказанию, но… Слушай, Роман, ты же взрослый человек. Неужели тебе так хочется попасть в черный список?
— Разве черный список — не выдумка антиглобалистов? — ехидно усмехнулся Рома.
Елена тяжело вздохнула.
— Я не хочу тебя заставлять, — сказала она. — Я могу заставить тебя сделать все, что мне нужно, мировой совет сейчас так озабочен этой дырой во времени, что я без труда получу разрешение на любые действия в рамках разумного. Принести в жертву сто младенцев мне, конечно, не позволят…
— А хочется? — перебил ее Рома.
Елена снова посмотрела на Рому, как на говорящую лягушку.
— Фу, — сказала она, — как противно. Почему ты все время ведешь себя как подросток? Очень хочется поругаться? А ты не боишься со мной ругаться?
Рома решил, что ему лучше прикусить язык.
— То-то же, — констатировала Елена. — Так о чем я говорила…
Рома чуть было не сказал «о младенцах», но решил не искушать судьбу.
— О черном списке, — сказал он.
— Дурацкое название, — заявила Елена. — Никакого черного списка на самом деле нет, я имею ввиду, единого списка нет. Было бы правильнее называть это черной меткой в личном деле. Если гражданин совершает действие, формально не подпадающее ни под один закон, но несомненно противоправное…
— Что
— Ты отказываешься оказать помощь в критической ситуации.
— Какую помощь? Кому?
— Человечеству.
Рома скорчил брезгливую гримасу.
— Зря корчишь рожи, — сказала Елена. — Я понимаю, высокие слова затасканы настолько, что всерьез уже не воспринимаются, но ситуация сложилась очень серьезная. Ты хоть представляешь, что начнется, если об этом месте станет всем известно?
Рома представил себе очередь, тянущуюся до самого шоссе, и хихикнул.
— Я не собираюсь рассказывать об этом всем подряд, — заявил он.
— Надеюсь, что нет. А если вдруг передумаешь, имей в виду — все, что связано с машиной времени, официально признано федеральной тайной.
— Я не давал никаких подписок, — сказал Рома.
— А тебя никто и не собирается привлекать к суду. Просто в один прекрасный день тебя уволят с работы и больше никуда не возьмут.
Рома уже раскрыл рот, чтобы возразить, но Елена его опередила.
— А будешь вякать, — сказала она, — москомп урежет тебе пенсию.
— На каком основании? — возмутился Рома.
— Москомп большой, умный, что-нибудь придумает. Ты никак не поймешь, Роман, что игры закончились. Человечество вступает в тяжелейший кризис с 2006 года, сейчас не время думать о законах, правовом государстве и прочей подобной ерунде…
— Ерунде? — переспросил Рома.
Ему показалось, что он ослышался. Если сама Елена Прекрасная назвала правовое государство ерундой, мир воистину переживает серьезный кризис. Только что такого опасного в машине времени?
Должно быть, он задал последний вопрос вслух, потому что Елена на него ответила.
— Что опасного? — переспросила она. — Много чего опасного. Социологи считают, что не менее ста миллионов человек тут же захотят попасть в двадцать шестой век. Все ремблеры дружно ломанутся в виртуальность.
— Невелика потеря.
— Не скажи. Они потянут за собой и нормальных людей. А потом кто-нибудь занесет виртуальность и в наше время тоже и все, приехали. Ты учти, таких психологов, как в будущем, у нас нет.
— У нас есть компьютеры. У меня не сложилось впечатления, что железо двадцать шестого века далеко ушло от нашего.
— Правильно не сложилось. А тебе нравится, как в будущем сложились отношения людей и компьютеров?
— Не нравится, — признался Рома. — Но я не вижу альтернативы. Что хочет от жизни обычный средний человек? Только одного — словить как можно больше кайфа, на остальное ему наплевать. Исключения вроде нас с тобой встречаются редко.
Елена ехидно хмыкнула.
— Разве ты отличаешься от других? — спросила она. — Разве ты ушел в будущее, чтобы помочь другим? Ничего подобного! Ты захотел словить побольше кайфа, это тебе не удалось и только поэтому ты вернулся обратно. Если бы будущее тебе понравилось, ты остался бы там навсегда.