Дверь в преисподнюю
Шрифт:
АЛЬБЕРТ: — Султан давно просил прислать ему приличного евнуха. Ну ладно, шучу. A вот это уже кроме шуток — мне докладывали, что по окрестностям замка поползли слухи, будто не заезжие злодеи загубили князя Григория, а мы с вами.
ВТОРОЙ УПЫРЬ: — Что? Да как такое возможно?!
АЛЬБЕРТ: — Да, да, мы с вами, и будто бы из-за того, что князь мешал нам воровать народное добро…
— A и вправду, не очень-то удрученными они выглядят, — заметил Александр.
— Каков бы там ни был князь Григорий, но он по праву считался сильной и недюжинной личностью, — раздумчиво сказала Надя, — а эти… Они же теперь всеми средствами будут цепляться за власть и наверняка
— Значит, наша задача — остановить их, пока не поздно, — подытожил Василий.
Поздним вечером от крыши королевского замка отделился ковер-самолет, на поверхности которого сидели три человека. Понемногу набирая ход, он взял направление на северо-восток — именно таким путем, огибая с севера княжество Белая Пуща, оставшееся без князя, можно было к утру добраться до Царь-Города. Но те, кто был на ковре, знали — скоро, совсем скоро им еще предстоит сюда вернуться.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ТАЙНЫ СТАРОЙ УСАДЬБЫ
ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
Небо дышало осенью, но солнышко блистало почти по-летнему, хотя и явственно отдавало октябрьским холодком. По Кислоярско-Прилаптийскому шоссе, также именуемому Северным трактом, резво катился «Запорожец» белой окраски, капот которого почему-то был украшен огромной эмблемой «Мерседеса». Видимо, по этой причине хозяин автомобиля, Александр Мешковский, очень обижался на своих знакомых и на автоинспекторов, когда те называли его машину «Запорожцем», сам же именовал ее исключительно «Мерседесом» и даже всерьез подумывал, чтобы сзади пририсовать масляной краской число «600».
Не всегда успешно объезжая многочисленные ямы и колдобины, господин Мешковский разглагольствовал о своей нелегкой работе рекламного менеджера, совсем не заботясь о том, слушают ли его пассажиры, сидящие на заднем сидении:
— На днях я открываю офис, а через неделю собираюсь лететь в Сан-Франциско, где у меня заявлена немаловажная репрезентация. И если она пройдет успешно, то я перенесу свою деятельность на Африканский континент — ко мне поступили заманчивые предложения из Кот д'Ивуара и Буркина-Фасо. А вообще-то моя заветная мечта — поселиться в Вене, но сначала нужно забронировать место на приличном кладбище, поскольку я отнюдь не хочу, чтобы меня предали земле столь же нелицеприятно, как великого Моцарта…
Пассажиры, а именно московская журналистка Надежда Чаликова и ее кислоярский коллега, сотрудник ряда тяготеющих к «желтой прессе» газет Ник Свинтусов, догадывались, что Мешковский имеет такое же отношение к рекламному бизнесу, как его автомобиль — к «Мерседесу», но вежливо слушали и даже сочувственно кивали. Они уже знали, что любое возражение Александр принимал очень близко к сердцу — тут же бросал руль, начинал горячиться и жестикулировать, напрочь забывая о том, что делается на дороге.
Между тем с каждым километром вид за окном становился все более печальным и запущенным — заросшие густым бурьяном бывшие колхозные поля перемежались подернутыми осенью перелесками, из-за которых прохладный ветерок доносил запах торфяных болот.
В отличие от Свинтусова, Надя уже не впервые ездила по этому шоссе и знала, что через пару километров должна показаться деревушка Заболотье, а если проехать еще дальше, то с дороги можно будет увидать пригорок, увенчанный двумя
Сбавив скорость перед примыкавшей к шоссе проселочной дорогой, в начале которой стоял покосившийся столбик со знаком «тупик», господин Мешковский повернул именно туда.
— Непосвященные пускай себе и дальше пребывают в приятном неведении, будто бы эта дорога теряется среди болот, — подмигнул Александр своим спутникам, — но мы-то с вами знаем, что на самом деле она ведет в Покровские Ворота.
Собственно говоря, усадьба со столь необычным названием и была конечной целью путешествия: Мешковский туда ехал в качестве давнего приятеля ее владельца, а Чаликова и Свинтусов — для того, чтобы поведать миру в лице своих читателей о том, как идет жизнь в старинном дворянском гнезде, недавно возвращенном законному наследнику.
— Усадьба принадлежала баронам Покровским еще чуть ни не с восемнадцатого века, — вещал Мешковский, — но при советской власти там, как водится, располагалось правление колхоза. И вот недавно кандидат наук баронесса Хелен фон Ачкасофф, роясь в своих любимых исторических, извините за выражение, анналах, извлекла из них документы, неоспоримо свидетельствующие о принадлежности поэта Ивана Покровского к тем самым баронам Покровским, и после некоторых проволочек судебного характера он вступил в права законного владельца. Так сказать, поместье было реституировано. — Последнее слово господин Мешковский произнес с особым шармом — ему вообще безумно нравились такие мудреные словечки, как «реституция», «репрезентация», «менеджер» и «Кот д'Ивуар», которые он употреблял беспрестанно, даже не задумываясь об их истинном значении.
— И что же, господин Покровский живет в своей усадьбе совсем один? — спросил Ник Свинтусов, доставая из-за пазухи журналистский блокнот.
— Отнюдь, — тут же откликнулся Мешковский. — Кроме Покровского, там еще с прежних времен проживает некая супружеская пара, Семен Борисович и Татьяна Петровна Белогорские. Очень милые и симпатичные люди. Татьяна Петровна служит кем-то вроде экономки, а Семен Борисыч — ветеринар-зоотехник, однако по совместительству он был еще и домашним врачом у директора совхоза. И знаете, Ваня Покровский оказался настолько любезен, что разрешил Белогорским остаться в усадьбе. И даже квартплаты с них не берет — редкого бескорыстия человек!
«Это уже неплохо», — отметила про себя Чаликова, у которой в этой поездке были свои, особые цели, о коих она пока предпочитала не распространяться.
Но сообщение Мешковского о бескорыстии хозяина Покровских Ворот настраивало ее скорее оптимистично — ведь именно такую черту характера должен был иметь Иван-царевич, призванный освободить из двухвекового плена княжну Марфу.
Свинтусов же, несмотря на жуткую тряску по колдобинам, занес в блокнот первую запись: «Подтверждаются самые фантастические слухи о весьма своеобразном образе жизни наших новоявленных аристократов. К примеру, так называемый барон Иван Покровский сожительствует не только с женой ветеринара, но и с самим ветеринаром и даже с его пациентами».