Дверь в стене

Alexandrov_G

Правительство Великобритании вынуждено было более чем вдвое срезать лимит на выделяемый предприятиям уголь. И полбеды если бы только этим дело и ограничилось. Но беспощадная реальность заставила снизить нормы выдаваемых по карточкам продуктов и допольнительно ввести отсутствовавшие во время войны карточки на хлеб и картошку. По причине нехватки угля в Англии останавливался транспорт, а по причине холодов погибли озимые и уже в конце января стало ясно, что и летом кормить население будет нечем. К 7 февраля 1947 года количество прекративших работу заводов перевалило за пятьдесят процентов. То, что угля не хватало, привело к тому, что перестали работать электростанции, и, как следствие, была прекращена подача электроэнергии

на промышленные предприятия, а в жилые дома электричество подавалось пять часов в день. И это при небывалых холодах. В дополнение к уже имевшимся безработным на улице оказалось ещё пять миллионов человек. Замечу, что при всём при этом англичане умудрялись ещё и подкармливать голодающих немцев в своей зоне оккупации.

Всё это было реальностью, данной в ощущениях самим англичанам, что придавало убедительности их желанию сложить с себя тяжесть мира. Но серьёзное государство, берущееся серьёзно играть, играет всем, что есть в его распоряжении, в том числе и своими трудностями. Озвучив своё желание "уйти", Англия перечислением своих бед давала возможность уже администрации Трумана быть убедительной в своих попытках "продать" американскому общественному мнению необходимость вмешательства в европейские дела. "Если не мы, то кто же?" И выходило, что и в самом деле - некому. Англии-то и в самом деле приходилось, мягко говоря, несладко.

Однако общественному мнению было невдомёк, что во всём этом кроется элемент лукавства - англичане ведь не сказали "помогите, пособите нам держать мир, дайте нам денег, поддержите нас, дайте передохнуть", нет, они искали не передышки, а хотели они выскользнуть из под европейской тяжести и переложить её на США.

Ссылаясь на свою слабость и немощь они отказывались держать всю Европу, но при этом они не отдавали свою часть оккупированной Германии. Бросая Европу, они не бросали Юго-Восточную Азию, они не бросали свои владения в южной части Тихого Океана, они не бросали Ближний Восток, они не бросали Африку и они не бросали Кипр, Мальту и Гибралтар. Фактически Англия шантажировала Америку тем, что если она из Европы уйдёт, то следствием этого будет воцарившийся хаос, незбежный тем более, что отгородившийся от Западной Европы СССР демонстрировал явное равнодушие к судьбе европейцев.

В этом месте мы можем рассмотреть ещё один пример неоднозначности того или иного элемента игры, в силу сложности недоступного воображению как отдельных людей, так и собираемому из отдельных умов массовому сознанию. Мы уже несколько раз убеждались в том, что атомная бомба позволила американцам решить массу проблем, причём далеко не все из них были проблемами военными, значение Бомбы как оружия политического далеко превосходит её в качестве оружия как оружия чисто военного. Но Бомба интересна тем, что она позволяет решать проблемы отнюдь не одного лишь государства, ею обладающего. Никто не понимает (во всяком случае никто этого вслух не произносит), что Бомба, имевшаяся у американцев, была на руку и Сталину. И было так в силу очень популярного не только сегодня, но и сразу после войны мнения, что надо было, мол, не останавливаться на достигнутом, а продолжать наступление и смести "проклятых англо-саксов" в Атлантику.

Возможность подобного развития событий наверняка рассматривалась обеими сторонами и кого кого, а Сталина она в восторг отнюдь не приводила. Как заметил классик русский человек любит быструю езду, но вот задумываться и строить планы русский человек не любит, и это понятно, расчётливость мешает наслаждаться свистом ветра в ушах. Однако Сталину, государство возглавлявшему, хочешь не хочешь, а планировать приходилось. И если бравому танкисту хотелось домчать до Ла-Манша, выпить стакан спирту и завалиться спать, а там хоть трава не расти, то товарищу Сталину приходилось думать обо всём на свете и думать не

только за себя, но и за тех парней, и про рост травы ему приходилось думать тоже. Должность у него такая была.

Так вот Сталин понимал то, чего не понимают очень многие люди даже и сегодня. Понимал он вот что - продолжать воевать можно было, как можно было и доразрушить Европу до конца, но что было делать дальше? Кто должен был Европу восстанавливать и кормить? Пушкин? Откуда было взять деньги, чтобы восстановить европейскую индустрию, которая была куда больше индустрии СССР? Кто должен был кормить жителей разорённой Европы, каковых толерантных европейцев уже тогда насчитывалось гораздо больше, чем советских людей, умиравших после войны от голода? И чем бы их кормили бравые танкисты, домчавшие до Кале? Повторюсь, что никто из охваченных эйфорией победы советских людей не думал об этом тогда, как никто из перерожденцев, бывших когда-то советскими людьми и ныне откликающихся на обращение "дорогие россияне", не хочет думать даже и сегодня.

Но во главе СССР стоял человек, который обо всём об этом думал и ему Хиросима с Нагасаки пришлись очень кстати, так как позволяли охладить горячие головы, имевшиеся не только в армии, но и в политическом руководстве. Для обычного ума государственный расчёт это что-то туманное, а вот изображённая средствами социалистического реализма "ядерная дубинка" очень понятна и в высшей степени доходчива.

И именно вокруг этого и водились послевоенные хороводы. Кто будет Европу "держать". Кто её будет восстанавливать. Кто будет её кормить. Кто будет её ужинать. И кто её будет танцевать.

121

Что такое лавина известно всем, как и каждый знает, что для того, чтобы лавина пошла, нужно некое внешнее воздействие, которое нарушит равновесие, нужен толчок. Нужна первопричина. Подтаяла снежная подушка на лапе сосны, да и - плюх! Или румяная гимназистка с той или иной степенью грациозности сбила рыхлый снег с каблучка и вот уже сто лет лавина идёт и идёт, ничем не остановишь, ни гулагом, ни оттепелью. Точно так же и с Холодной Войной. Камешком, который, покатившись, нарушил вроде бы сложившееся, хоть и не успевшее слежаться состояние послевоенного покоя, стала не речьЧерчилля в Фултоне, а визит первого секретаря британского посольтва в Государственный Департамент годом позже.

Хронологически события развивались так:

5 марта 1946 года - черчиллевская речь, в США получившая известность скорее скандальную, что выразилось не только в газетных отповедях, но и в раздражении официальной Америки, нашедшем выход в том, что на проводы Черчилля после завершения его визита не явился заместитель госсекретаря Дин Ачесон, который должен был там присутствовать по протоколу, чем американской стороной был понижен уровень визита бывшего британского премьера.

10 февраля 1947 года - завершение Парижской Конференции, подведшей черту под результатами Второй Мировой в Европе.

21 февраля 1947 года - англичане покатили свой камушек, дав знать американцам, что они уходят из Греции и Турции, создавая там вакуум силы и нарушая тем самым хрупкое равновесие, сложенное титаническими усилиями всех заинтересованных сторон всего за десять дней (!) до этого.

И, наконец, 12 марта 1947 года - выступление президента Трумана перед совместным заседанием обеих палат Конгресса. Историческое значение этой речи задним числом признаётся равным посланию Вудро Вильсона Конгрессу 2 апреля 1917 года, в котором Вильсон призвал Конгресс декларировать состояние войны между СаСШ и Германской Империей. И такое "вздыбливание" темы понятно, так как в обоих случаях речь шла о выходе США из изоляции и вмешательстве в европейские "дела", причём в 1947 году было ясно, что дело одной лишь Европой не ограничится из чего плавно вытекало "задач и планов громадьё".