Дверь, ведущая во тьму
Шрифт:
– Ты заслуживаешь этого, Герман. Ты прав. Ты – не то, что я. Ты заслуживаешь самого лучшего в мире, Герман.
Я пытаюсь грубо подольститься к "самому лучшему" брату на свете. Ну же, полюби меня за то, что я люблю тебя, Герман. За то, что я готова подчиниться тебе, Герман. За то, что я готова унизить себя, возвысив тебя до самых небес, чёртов Герман! Но всё снова заканчивается не по-моему сценарию. Брат сводит брови к переносице, рот его черствеет, глаза полнятся злобой. Не обычной злобой, а из самых что ни на есть адских глубин. Две секунды, и зрачки Германа наливаются такой
– Ты не думаешь так! Я знаю, ты не думаешь так! Только что в своей пустой голове ты проговорила тысячи плохих слов в мой адрес и кучу оскорблений! Я убью тебя! И этот английский… Эти ругательства ты тоже хочешь после применить ко мне?!
– Нет же, нет…
Брат пытается меня схватить. Одно мгновение, – и я бегу из дома на улицу. Без куртки, даже без обуви. Бежать по мокрой грязи в одних носках, то и дело попадая стопами на мелкие камни и ветки, неприятно. Но ещё неприятней стало тогда, когда Герман, более взрослый, более сильный, с длинными ногами и легким телом, настигает меня и толкает в спину. Я лечу в грязь. Он переворачивает меня , плюёт в лицо и я принимаю свой первый за сегодня тумак.
– Добегалась, сволочь? Меня из-за тебя накажут! Родители решат, что это я тебя довёл!
Я пытаюсь сопротивляться и плеваться в ответ. Силы не равны. К тому же меня пугает сила его ненависти.
– Я убью тебя! Была бы у меня сейчас вилка или нож, я б воткнул тебе в глаз! Быстро говори, что плохого ты обо мне подумала? Ревёшь? Ты похожа на сопливую свинью!
Я и правда реву. Реву так, что вороны с тревожным криком взлетают с веток. Чтобы быть подальше от нашей мало вменяемой парочки.
Допрос Германа длится от силы пять минут, но для меня он – вечность. Я сдаюсь. Я снова сдаюсь, не выдержав боли и унижений. Я просто глупый, любящий ребенок. И пока не могу противостоять чужой очень мощной и очень тёмной силе. Вместе со всхлипываниями я выдавливаю из себя то, что первое приходит на ум:
– Я… подумала… что ты – идиот!
– Это не всё! Я знаю, там было ещё что-то более мерзкое!!!
– Нет!.. Да… Я хотела, чтоб ты сдох!
– Сдох? Так сдохни ты!
Я получаю удары и пощёчины. Мой плач слабеет. Внутри опять не остаётся ничего, кроме стыда.
А какой был вечер в тот день? Вечер был с дождём и тёплым свежим ветром. Он был красивым, нежным и весенним. Я вижу это из окна своей комнаты. Там же я пишу 20 записок кривым детским почерком. Со всеми ругательствами, которые знаю. Жаль, не на английском языке. Эти записки я подбрасываю под дверь брату.
– Вы мне оба надоели. – тяжело вздыхает мать, когда мы, перебивая, начинаем жаловаться друг на друга. – Я очень устала. Помните, кто вас кормит. Не будет меня, не будет и вас. Разошлись по комнатам и дело с концом! И да, завтра вы снова останетесь дома одни. Выгоднее помириться. Уж извернись, Герман. Присмотри пока за младшей. Скоро я устрою вас в школу.
Хорошая новость была в том, что нам не влетело. Плохая новость – меня опять никто не защитил. Очень плохую я узнала, когда повернулась к брату спиной и услышала его шепот-шипение:
– Ты увидишь, что с тобой будет. Пусть только родители уйдут из дома.
Ч. 4.
Вторая по счёту ночь в этом доме была тревожная, ледяная и липкая. Как мои ладони. Я не хотела, чтобы наступило утро, не хотела встречаться с Германом. Но и ночная тьма меня пугала. Тени в ней дрожали и быстро-быстро двигались по комнате. Казалось, они готовы выйти из стен или упасть на меня с потолка. Сил к ночи осталось совсем мало, дышать было тяжело. Я дотянула одеяло до самого лба и ощутила привычную волну страха. Мне было стыдно за это чувство. Хотя, кто сейчас, в этой тёмной комнате, смог бы меня увидеть? И заподозрить в том, что я боюсь?
Мои долгие, мучительные и бесполезные рассуждения вдруг прервал стук. Я узнала его и снова приложила руку к стене. Стук не прекращался. Перестав пульсировать под ладонью, он подвинулся вправо. Я переместила руку вслед за ним. Он будто звал меня, передвигаясь вдоль стены, по направлению к выходу. Когда он провёл меня до конца кровати и мне пришлось встать, стук резко иссяк. Забрав всю мою тревогу и унеся её с собой в неведомую пустоту.
Наступивший день повторял все мои дни из разряда "когда родители ушли на работу". Я снова боялась столкнуться с братом в пустом доме, но одновременно хотела этого. Я испробовала ещё не все способы завоевать его любовь. Ладно, пусть не любовь. Но хотя бы зерна снисходительности к моему убожеству, коим я была наполнена до самых краёв, мне ведь удастся однажды посеять?
Ещё меня тянуло поесть. Уснула я лишь к середине ночи, проспала тяжелым сном до самого обеда, и в животе бурлило. Пришлось идти на кухню. И, конечно же, там я увидела своего главного мучителя. Точнее, его затылок, в который мне тут же захотелось запульнуть случайно оставленной кем-то на столе огромной луковицей. Что я и сделала. Герман не спеша повернулся:
– Здравствуй, сволочь. – спокойно сказал он. – Мама просила проследить, чтобы ты поела. Кстати, она оставила нам конфет. Я уже расправился со своими. Твоя порция на подоконнике. Не бойся, подходи и бери. Жаль, мне бы хотелось ещё сладкого, а больше нет…
Я поела, а после решила заняться шоколадом. Шесть конфет – это было не так уж много. Я съела одну, и вдруг вспомнила огорченное лицо брата и его причитания. Не удивительно, сладкое перепадало нам крайне редко. "Нет денег" – всегда говорил отец. В моей душе началась борьба: желание поделиться, чтобы стать автором хорошего настроения Германа соперничало с ещё более острым желанием насладиться конфетами в одиночку. А если убить двух зайцев сразу? Я не придумал ничего лучше, чем взять нож и отрезать от каждой конфеты по половине. А после протянуть кусочки сласти братцу на красной и предательски потной от волнения ладони. Как оказалось, сегодня Герман не планировал искупать меня в выжигающей огнём всё живое ненависти. Нет, в этот раз внутри него заплескалось огромное, как сама планеты Земля, презрение. Которое он на меня тут же излил. Вздёрнув свою кривую бровь, он со всей дури вломил мне по руке. Драгоценные половинки шоколада разлетись по кухне:
Конец ознакомительного фрагмента.