Шрифт:
Михаил Немченко, Лариса Немченко
ДВЕРИ
"Он прожил 147+12 лет".
(Из документов того времени)
Порывистый ледяной вечер бил прямо в лицо, но старик словно не чувствовал холода. Высокий и прямой, он неподвижно стоял на краю берегового обрыва, глядя на уходящие к горизонту бесконечные нагромождения льдов. У него оставалось еще десять минут. И этот леденящий ветер был для него прощальным прикосновением жизни Широкого мира, который навсегда останется позади, когда за ним в последний раз закроются тяжелые двери Дома Продолжателей.
В последний раз... Как незаметно он промелькнул, этот, казавшийся вначале таким томительным, "месяц сосредоточения"!
Нет, старик не обижался на них. Он знал: так нужно. Человек, готовящийся предстать перед Продолжателем, должен отрешиться от всего постороннего. Только тогда оснащенная тончайшими нейронными анализаторами машина сможет "прочесть" и впитать в свой криогенный мозг все содержимое его разума, все самые сокровенные замыслы. Впитать, чтобы стать его посмертным мыслящим двойником, вместилищем его духовного "я", вырванного в последнюю минуту из угасающего тела... Да, ради этого стоило прожить последний месяц в одиночестве. Непонятно было только одно: почему именно здесь?
Старик уже не раз задавал себе этот вопрос, И не находил ответа. Уединенность? Да, конечно, он знал, что сверхчутким приборам, скрытым там, за толстыми стенами, противопоказано даже отдаленное соседство повседневной человеческой техники. Ни один корабль, ни один летательный аппарат не имеет права приблизиться к острову без специального разрешения. Сто километров таков радиус запретной зоны... Но разве мало уединенных клочков суши в других морях Земли? Почему нельзя было построить Дом Продолжателей где-нибудь в Океании, на одном из затерянных островков, глядящихся своими пальмами в тихие воды лагун? Ему так хотелось бы сейчас посидеть на теплом песке, в последний раз слушая шум набегающих волн... Что же заставило строителей выбрать тогда, полстолетия назад, именно этот кусок скалистой тверди, в сердце Арктики, еще остававшемся во власти льдов? И почему все, что связано с этим местом, с самого начала окружено какой-то непонятной атмосферой тайны?
Старик бросил последний взгляд на закованный в белый панцирь океан, и повернул к Дому. И снова, как каждый раз все эти дни, невольно замедлил шаг, захваченный властной величественностью гигантского здания. Суровый и грубоватый в своей простоте усеченный конус, словно вырубленный из одного монолита черного Лабрадора, горной вершиной возвышался над островом. Было что-то дерзкое в этой одинокой черной громаде, взметнувшейся к холодному небу среди ослепительной белизны льдов, - дерзкое, как сами пульсирующие в ней волны живых человеческих мыслей, бросивших вызов смерти и времени.
"Но эта сумрачность, эта чернота стен...
– подумал старик.
– Зачем? Можно подумать, что они сознательно стремились, чтобы идущие сюда острее ощутили холод надвигающегося..." Он на секунду остановился, не в силах побороть щемящей тяжести в сердце. Жизнь... Она вдруг встала перед ним во всем своем сказочном великолепии - радостная, счастливая жизнь, шумящая в далеких зеленых просторах Светлые корпуса института на берегу лесного озера, ветви берез, заглядывающие в окна лабораторий, милые, родные лица друзей и учеников...
Усилием воли старик отогнал нахлынувшие видения. Подойдя к Дому, он полной грудью вдохнул холодный воздух и,
* * *
Движущийся пол неторопливо нес их по широкому пустынному коридору, мягкой чуть заметной спиралью поднимающемуся вверх. Мертвая тишина стояла вокруг. Словно во всем огромном здании не было никого, кроме них двоих.
"О чем он сейчас думает?
– опрашивал себя старик, глядя на спокойное, какое-то отрешенное лицо своего молодого провожатого.
– Конечно, ему нельзя со мной говорить... Но старается ли этот юноша понять состояние человека, которого ведет в последний путь к Продолжателю? Впрочем, как бы он ни старался, ему трудно представить себя на моем месте. Ведь сам он, вероятно, чувствует себя практически бессмертным. Он знает: там, далеко впереди, за предельным рубежом лет, которые теперь стали называть "первым сроком", его ждет "второе бытие". Еще одна непочатая жизнь".
Второе бытие... Старик подумал о том, как удивительно преобразило оно всю психику людей, это великое открытие нейрофизиологов, научившихся "реставрировать" мозг. Давно ли казалось, что, избавив человека от болезней, раздвинув границы его жизни почти до полутора столетий, медицина исчерпала свои возможности, что она навсегда остановилась перед последней непреодолимой стеной, имя которой "естественная смерть". Самые чудодейственные методы омоложения организма становились бесполезными, когда начиналось необратимое старческое перерождение коры больших полушарий мозга... И вот оно перестало быть необратимым!
Старик вспомнил, как лет десять назад он присутствовал на одной из первых операций по нейроактивированию. Должно быть, профессор Оливарес не без умысла пригласил его тогда в свой геронтологический центр: он знал, что жизнь старого ученого приближается к финишу, и, видимо, хотел показать, на что он может рассчитывать... Собственно, старик увидел лишь заключительный этап операции. Перед ним на экране микропроектора были неузнаваемо обновленные многодневным лучевым активированием клетки мозга, впитывающие последние дозы биостимуляторов. Проработавшая больше века тончайшая нервная ткань почти на пороге распада возрождалась к новой жизни.
А потом ему показали седого человека с молодым лицом, очнувшегося от долгого сна в белом безмолвии операционной. Это было похоже на сказку. Мог ли он тогда подумать, что эта операция так скоро станет обычной в тысячах клиник мира!..
Вот уже несколько лет, как на Земле никто не умирает. Никто, если не считать жертв редчайших трагических случайностей... и тех немногих, кто получает право явиться сюда, в Дом Продолжателей... Каждый год миллионы достигших предельной старости переходят во "второе бытие". И этот период всеобщего бессмертия будет длиться еще много десятков лет. Пока первые ветераны нового бытия не приблизятся к той конечной черте, откуда уже не может быть возврата...
Старик опустил голову, стараясь не смотреть на уплывающие назад стены. Да, все имеет конец.
Не надо быть биологом, чтобы понимать: жизнь, как бы ее ни растягивали, не может продолжаться вечно. Топливо постепенно выгорает... Ведь и "второе бытие" люди обретают дорогой ценой. Там, в этом новом существовании, они уже не могут по-настоящему заниматься ни наукой, ни искусством: омоложенный нейроактивированием мозг не в силах работать с прежним напряжением. Им приходится выбирать себе спокойные, несложные профессии, этим излеченным от старости людям, которых все чаще можно встретить на всех широтах планеты...