ДВИЖЕНИЕ ВВЕРХ
Шрифт:
Это решение ущербно сразу по двум основаниям. Во-первых, Модя все-таки снайпер, а не разыгрывающий. Пас в его исполнении явно не так хорош, как должен быть. Во-вторых, — и это главное: отсчет времени начинается в тот момент, когда после ввода мяча в игру он оказывается у кого-то из находящихся на площадке. В данном случае он пошел сразу, как мяча коснулся Модя. А это означает, что даже отыграй мы полностью положенные три секунды, времени на бросок Сашке, скорее всего, не хватило бы.
Звучит финальная сирена, тонущая в реве трибун. Вся американская команда и десятки болельщиков высыпают на площадку. Их ликование и торжество неудержимы. На площадке и в зале творится какая-то вакханалия. Это конец.
Американцы бурно протестуют. Тренер Айба подходит к столику выяснять отношения. Но судьи под давлением Джонса уже приняли решение: три последние секунды будут переиграны. У нас снова появляется шанс.
Страсти понемногу успокоились. Команды возвращаются на площадку. Американцы, похоже, все равно не верят, что за оставшееся время можно что-то сделать. Они по-прежнему относятся к нам свысока, считая весь ход финального матча недоразумением, а свою победу — естественным и закономерным развитием событий. Иначе и быть не могло. Они — лучшие. Вся эта свистопляска с двукратным возобновлением игры — не более чем европейские штучки, которые не способны повлиять на результат. Нужно просто перетерпеть это и — уже по полной — отпраздновать успех.
Это была их явная ошибка. Все дело в том, что сборная СССР не сдалась. Несмотря на неудачные предыдущие розыгрыши мяча, несмотря на отсутствие стройной организации в эти последние мгновения, мы по-прежнему хотим победить. Видимо, эта мощная энергетика и оправдывает нас. Нелогичная, сумасшедшая, непонятная нормальному человеку с Запада. Она сродни той, что была у наших отцов под Сталинградом.
Мы снова расставляемся по площадке. На лицевой — Ваня Едешко, он будет вводить мяч. Перед ним Том Макмиллен, пытающийся помешать нашему разыгрывающему. Впереди, под щитом американцев, в окружении двух опекунов — Джойса и Форбса — Сашка Белов, на него пойдет передача. Я, Жар и Модя — посередине, оттягивая на себя игроков команды соперника.
Не исключаю, что идея прямого паса через всю площадку возникла у Ивана спонтанно. Возможно, он не верил до конца, что А. Белов может настолько удачно открыться под чужим щитом, чтобы принять такую сложную передачу. Но Сашка делает это, выполняя нехитрый финт — рванув вверх, к центральной линии, а затем — назад, вниз. Все это время скамейка сборной Союза орала Ване: «Сашку! Сашку смотри!»
И он увидел. И отдал тот уникальный по точности и силе пас, который позволил Сашке в окружении двух повалившихся навзничь американцев принять мяч под кольцом соперника и сохранить все оставшиеся три секунды лишь на то, чтобы спокойно, как на тренировке, положить мяч в кольцо. И Сашка сделал это — именно как на тренировке, причем не в сборной СССР, а в детско-юношеской спортивной школе. Осторожно, даже робко, двумя руками от щита. Одновременно с падением мяча в корзину зазвучала — теперь уже точно в последний раз — сирена об окончании матча. 51:50. Мы победили!
В момент «золотого» броска я, страхуя Сашку, выпрыгивал на щит, чтобы при необходимости подправить мяч в кольцо. Это было моим последним действием на площадке в том матче — подбор не потребовался. Все было кончено.
Опустившись на паркет
Я сел на трибуну за скамейкой сборной СССР и просто сидел, ничего не замечая вокруг себя и ничего не ощущая. Все опять исчезло, вокруг меня была полная пустота. Меня сотрясали сухие рыдания. Все, к чему я стремился, к чему я шел всю жизнь годами тренировок, игр, турниров, скандалов с тренерами и партнерами, — осуществилось. Осуществилось совершенно невероятным образом, после того как мы сначала сделали все сверхпрофессионально, потом надломились и совершили несколько чудовищных ошибок, которыми перечеркнули все свои усилия. И уже когда по всей логике игры в баскетбол у нас не было ни малейшего шанса на успех, — необъяснимо, мистически, но мы выиграли. Это была иррациональная победа, дарованная нам Богом. за что? У каждого — свой ответ на этот вопрос.
Не знаю, сколько времени я провел в этой прострации. Лишь начав выходить из нее, я заметил, что рядом со мной на трибуне стоит Генка Вольнов и отгоняет от меня болельщиков. Старый баскетбольный волк, наживший на площадке железные зубы и седую бороду, сумевший помочь команде и на своей последней Олимпиаде, — он знал, что для меня значила эта игра, и какова цена такой победы.
Успех сборной СССР был выдающимся, невероятным. Скажу еще раз — при всей мощи «Красной Машины», при всей ее нацеленности на золото практически никто не верил, что американцы действительно могут быть побеждены. Думаю, большинство наших игроков, хотя и отдали все для победы, тоже до конца не верили в успех. Впечатления от победы оказались особенно сильными после начисто проигранных последних минут игры и сумасшедшей развязки противостояния. Не удивительно, что мои товарищи, впервые в истории своей страны ставшие олимпийскими чемпионами, на этот раз забыли о сдержанности и ликовали без удержу.
Все это время у судейского столика шло бурное выяснение отношений. К нам американцы не подходили — мы по-прежнему как будто не существовали для них. Но судей они буквально взяли в осаду.
Понять наших соперников было можно — несколько минут назад они таким же ликованием встретили ошибочно прозвучавшую финальную сирену, но их радость оказалась преждевременной. Но нужно было знать американцев — они не намеревались ограничиваться скандалом с судьями. Свои интересы они привыкли отстаивать очень квалифицированно, жестко и зло. Особенную ярость они испытывали от того, что поражение от нас в финале Олимпиады было не просто первым поражением в их олимпийской истории. Оно нанесло тяжелейший удар по их самолюбию, амбициям, национальной идеологии.
Одним словом, когда отшумела первая волна восторгов от нашей победы и баскетболисты СССР, все еще пребывая в эйфории, потянулись в подтрибунные помещения, было уже известно, что Штаты подали официальный протест. Теперь судьбу олимпийского золота предстояло решать спортивным администраторам и юристам.
В раздевалке советской сборной царила необычная атмосфера. С одной стороны, продолжалось ликование по поводу одержанной победы. С другой — оно уже было омрачено возникшей опасностью отмены результата матча и переигровки. Хотя мы и были полностью уверены в своей правоте, каких-то нюансов до их подробного разбора мы могли не знать. Наконец, уже не только у меня, но и у всех участников этого невероятного матча, похоже, начался «отходняк» от него. По мере развития событий две последние составляющие этого коктейля становились все более преобладающими. Эйфория постепенно заменялась подавленностью.