Движение

Стивенсон Нил Таун

Он повернулся спиной к лагерю могавков у Пещеры Мерлина и пошёл в сторону Клеркенуэлла. Исаак ещё мгновение разглядывал наездников, затем догнал Даниеля.

Тот продолжил:

— То, что мы видели — передовые отряды. По сигналу милорда Равенскара они первые пройдут через Ньюгейт, чтобы захватить Лондон. Если бы мы выбрали другой пригород, то увидели бы там, в некоторых больших поместьях, такие же отряды ополченцев-тори, присягнувших на верность Претенденту.

Исаак молчал почти всю дорогу назад и лишь под конец спросил:

— Что произойдёт завтра?

— Званый обед, — отвечал Даниель, — на Голден-сквер.

— Простите?

—

Болингброк пригласил Роджера и других вигов отобедать завтра в его особняке на Голден-сквер. Все эти великие мужи, столько лет игравшие по огромным ставкам, завтра вечером наконец выложат карты на стол. Болингброк как нельзя более умно выбрал время и место. Королева и впрямь очень слаба. Сегодня после совета она лишилась чувств от усталости и волнений, которым подверг её Болингброк, быть может, с жестоким умыслом, а скорее — потому что не осознаёт творимого им зла. Так или иначе, долго она не проживёт. И потому у Болингброка есть краткое время — может, день, может, целая неделя, — когда всё для него идеально. Заседания парламента отложены, и он может пока не думать о деньгах асиенто. О, деньги эти у Болингброка, или влияние, на них купленное, но пока его не могут привлечь к ответу за казнокрадство. Тори объединились под его началом, королева ему благоволит; у неё уже нет сил на собственные решения, однако она ещё не настолько ослабела, чтобы испустить дух; мы, диссиденты и нонконформисты, раздавлены Актом о расколе; ковчег в руках Болингброка. Вот такие карты он выложит на стол завтра вечером. Что в руке у Равенскара? Несколько козырей, будьте покойны.

— Но мы неизмеримо усилим его позицию, — сказал Исаак, — и в то же время ослабим Болингброка, если арестуем Джека-Монетчика и снимем подозрения с ковчега. Теперь мне это ясно. Спасибо за прогулку, Даниель.

— Торг будет непростым, — сказал Шон Партри, хорошенько обдумав услышанное. — Осуждённому монетчику в Ньюгейте нет дела до ставок в политической игре. Гражданская война? Ему-то что, если его отрубленная голова будет наблюдать за боем с Тройного древа.

— У него есть близкие? — спросил Даниель.

— Перемёрли от оспы. Сейчас его занимает одно: сколько мук предстоит ему в пятницу?

— Тогда надо всего лишь подкупить Джека Кетча, — сказал Даниель. — Не понимаю, в чем сложность…

— Сложность в том, — отвечал Партри, — чтобы заплатить больше и позже Джека, чьи люди, как мы убедились, кишат в Ньюгейте. Вот почему я хотел отложить разговор до вечера четверга. Тогда у Джека будет меньше времени на контрвзятку. Сделать это во вторник вечером… — Партри помотал головой.

— Ладно, давайте забудем про сегодняшний день и попытаемся в среду, — предложил Даниель.

— Это чуть лучше.

— Но не позже середины дня — мы не можем ждать вечера.

Партри задумался и наконец пожал плечами.

— Попытка не пытка, — сказал он. — Не забудьте принести с собой фунты стерлингов и будьте готовы к тому, что за каждое слово придётся платить отдельно.

— Если всё дело в фунтах стерлингов, — промолвил Исаак, — то я знаю, где их раздобыть.

Голден-сквер

^{Ранний вечер 28 июля 1714}

— Какой вред могут причинить крепкие напитки, в наши-то лета? — спросил Роджер Комсток, маркиз Равенскар. — Мы с вами и так ходячий укор актуариям; в таблицах продолжительности жизни, составленных Королевским обществом, и графы такой нет!

— Не лучше

ли вам пойти туда трезвым? — спросил Даниель. Он стоял лицом, а Роджер — спиною к лучшему зданию на площади. Даниелю она напомнила театральную сцену: не современную оперную, где актёры находятся за просцениумом, а деревянный круг В. Шекспира, в котором утоптанная площадка (в данном случае Голден-сквер), галереи (дома вокруг) и величественный дом, господствующий надо всем (дворец Болингброка), соединены множеством переходов, желобов, лестниц, перемежаемых балконами и окнами, и в любом из этих мест может произойти разговор, свидание или поединок между главными героями — нечто, движущее действие пьесы. Арсенал возможностей. Стоячие зрители на дешёвых местах в партере не могли отвести глаз. Все, кроме Роджера. Впрочем, Роджер и не был зрителем. Он играл главную роль — Монтекки или Капулетти, как вам больше угодно, — и площадь служила ему своего рода гримёрной. Он готовился выйти на сцену и начать представление, однако слова для него ещё не были написаны.

Неудивительно, что он пил.

— Вы поднимали кружку в «Чёрном псе». Всё по справедливости.

От одной мысли о том, чтобы поднести ко рту что-нибудь в «Чёрном псе», у Даниеля прошли судороги по всему пищеварительному тракту.

— Я там сесть-то побрезговал, не то что пить.

— Здесь вы тоже не сидите, — заметил Роджер, — но меня это не останавливает.

Один из его наименее грозного вида слуг подошёл, неся поднос с двумя янтарными напёрстками. Роджер опрокинул один в свою, отделанную слоновой костью, пасть. Даниель схватил второй, просто чтобы Роджер не выпил оба.

— Ваш отказ честно изложить, как идут переговоры, для меня пытка, — пояснил Роджер и повернулся к слуге: — Ещё две порции, чтобы заглушить боль, которую причиняет мне скрытность друга.

— Погодите, — сказал Даниель, — мы пока не говорили с узником.

Роджер зашёлся в оргазме кашля.

— И это хорошая новость! — заверил его Даниель.

От такой наглой лжи Роджер перестал кашлять и выпрямился.

— Вы надо мной издеваетесь, сударь!

— Ни в коем разе! Почему наш узник так напуган, что не смеет показаться в «Чёрном псе»?

— Потому что он жалкий трус?

— Даже трусу незачем бояться Джека, если он не знает чего-то, крайне для Джека опасного.

— У меня к вам вопрос, Даниель.

— Я слушаю, Роджер.

— Вы когда-нибудь участвовали в переговорах? Ибо люди, имеющие хоть какой-нибудь опыт, обычно способны распознать, когда их водят за нос.

— Роджер…

— Как Клудсли Шауэл, когда тот увидел в тумане скалы Силли, но уже не мог отвратить флот с рокового курса, так и я, на самом пороге Болингброкова логова, вижу, что ошибся, позволив вам и другому натурфилософу вести переговоры с коварным преступником.

— Всё не так безнадёжно, Роджер.

— Тогда скажите хоть что-нибудь, что не было бы абсолютно и беспросветно чудовищно дурной новостью.

— Мы начали в середине дня и прошли все предварительные этапы переговоров, используя Шона Партри в качестве посредника. Весь блеф и вся чепуха позади. Осталась последняя стадия. Узник пока отказывается говорить. Мы взяли передышку, чтобы он посидел и подумал о муках, ожидающих его в пятницу. Тем временем я приехал к вам со следующим вопросом: что наибольшее мы можем ему обещать, ежели он сегодня представит сведения, которые позволят изловить Джека-Монетчика или хотя бы доказать, что тот подбросил в ковчег фальшивые деньги?