Движущиеся картинки
Шрифт:
– Э. Нет, ничего, – ответил Детрит.
Он чувствовал себя здесь не в своей тарелке, но Рубина настояла на своем. Ему казалось, что она ждет от него каких-то слов, но в данную минуту он ничего умнее, чем съездить ей по голове кирпичом, изобрести не мог.
Вдруг Харга перестал насвистывать.
Голова Детрита повернулась, и тролль широко разинул рот.
– Сыграй-ка это еще раз, Шэм, – проговорил Голывуд.
Раздался титанический аккорд. Задняя стена «Реберного дома» внезапно исчезла, скрывшись в то самое измерение,
Платье Рубины обернулось гейзером золотых блесток. Все прочие столы бесследно улетучились.
Детрит одернул непредвиденный смокинг и тщательно откашлялся.
– Пусть нелегким будет наш путь… – вступил он.
Голосовые связки воспроизводили слова, повинуясь чьей-то неведомой подсказке.
Детрит порывисто сжал руку своей дамы. К левому уху взмыл золотой наконечник трости. Черная шелковая шляпа, стремительно материализовавшись, крутанулась на локте. Детрит даже не посмотрел в ее сторону.
– Но в час, когда светит луна, и звуки рояля…
Тут он поперхнулся. Золотые слова растаяли. Вернулись стены. Появились прежние столы. Блестки вспыхнули и померкли.
– Э, – заметил Детрит.
Рубина внимательно посмотрела на него.
– Э… Извини. Понятия не имею, что такое нашло на меня.
Харга решительно направился к их столу.
– Можно узнать, что все это…
Не моргнув и глазом, Рубина одним взмахом древоподобной руки развернула Харгу вокруг оси и слегка подтолкнула в спину. Харга вышел на улицу сквозь стену.
– Поцелуй же меня, глупый дурачок! – велела Рубина.
На лбу Детрита обозначились складки.
– Ка-ак?
Рубина вздохнула. Нет, по-человечески с ним нельзя.
Она схватила стул и, согласно традиции, огрела Детрита по макушке. По лицу его успела расплыться счастливая гримаса. В следующий миг он распластался у ее ног.
Она легко подняла его и закинула себе на плечо. Если Рубина чему и выучилась в Голывуде, так это тому, что ни в коем случае нельзя ждать, пока объявится принц голубой крови, который хватит тебя кирпичом по темечку. Всегда бей первой.
Клик…
На гномьем руднике, отдаленном от анк-морпоркского суглинка на многие мили, один очень суровый звеньевой гном что было силы ударил по своей лопате, призывая к молчанию, и произнес примерно следующее:
– Я хочу, чтобы в одном вопросе у нас была абсолютная ясность, так? Если еще один, подчеркиваю, хотя бы еще один, так? Хотя бы еще один раз я услышу от вас, поганых украшений для лужайки, какое-нибудь «Хи-хи-хо-хо», то начинаю работать топориком с двойным лезвием, так? Мы с вами гномы, так? Вот и ведите себя соответственно. Хватит нам игр в эти снежки!
Клик…
Господин
– Ни души, – доложил он. – Людей больше нет. Остались одни руины.
– Мы с вами стоим на пороге нового мира, – вдруг произнес кот. – Мира, где все животные, независимо от породы и размера будут жить сообща, соблюдая принципы…
Утенок крякнул.
– Утенок сказал, – перевел Господин Топотун, – что стоит попробовать. Если проявим подлинную мудрость, то даже можем преуспеть. За мной!
Но внезапно его бросило в дрожь. В воздухе повисло нечто, отдаленно напоминающее статическое электричество. Небольшой откос песчаных дюн заколыхался, точно подернутый знойным маревом.
Во второй раз крякнул утенок.
Господин Топотун сморщил нос. Все умные мысли вдруг куда-то подевались.
– Так… утенок, значит, сказал… – с заминкой произнес он. – Сказал, что… значит… сказал утенок… утенок… сказал… кря-кря?!!
Кот тем временем внимательно присматривался к мыши.
– Мя-яу? – изрек он.
Мышь затряслась от ужаса.
– Писк, – отозвалась она.
Кролик нерешительно сморщил нос. Утенок покосился на мышь. Кот уставился на кролика. Мышь воззрилась на утенка.
Утенок стрелой ушел в небо. Кролик неожиданно стал Господином-Быстрое-Песчаное-Облачко. Мышь шмыгнула в дюны. И, в первый раз после долгого перерыва ощутив настоящий прилив счастья, кот припустил за ней следом.
Клик…
Джинджер и Виктор сидели за угловым столиком «Залатанного Барабана». Джинджер заговорила не сразу.
– Кстати, собаки были очень милые.
– Да, – чуть слышно промолвил Виктор.
– Морри с Утесом перекопали все развалины. Говорят, что нашли там кучу погребов и разных интересных штук… Но… Мне очень жаль.
– Понимаю…
– Может, стоит поставить им какой-нибудь памятник?
– Вот этого я бы делать не стал, – покачал головой Виктор. – У собак несколько иное отношение к памятникам. И потом, собачья смерть – это ведь типичный голывудский конец.
Джинджер обвела пальцем дырку от сучка в столешнице.
– Но теперь-то все кончено, – сказала она. – Ты же и сам это понимаешь, верно? Кончено и больше никогда не повторится.
– Да.
– Патриций и волшебники пресекут любые попытки возобновить производство кликов. Патриций на этот счет выразился очень жестко.
– Не думаю, чтобы кому-то еще взбрело в голову заниматься кликами. Но ведь вскоре все всё забудут…
– В каком смысле?
– Старые жрецы сделали из Голывуда некое подобие религии. О том, каким он был на самом деле, они начисто позабыли. Но так не годится. Не думаю, что нам нужны песнопения или костры. Главное – просто вспоминать Голывуд. И нам нужен человек, который бы действительно хорошо его помнил.