Движущиеся картинки
Шрифт:
Впереди смутно вырисовывался серый прямоугольник.
– Я пока не понимаю, на что тут смотреть, – заявил по прошествии минуты заведующий кафедрой.
– А «уродского кролика» уже показывали? – спросил профессор.
– Да нет, еще не начиналось, – прошипел профессор.
– А я голоден, – жалобно проговорил Сдумс. – Я старый человек, и я вынужден голодать.
– Знаете, что он выкинул? Представляете, что выкинул этот старый придурок? Когда одна молодая особа с факелом провожала нас к нашим местам, этот идиот ущипнул ее за… за основание!
Сдумс громко хмыкнул.
– Ой-ой-ой! – прокаркал
– Кстати, мы же пропустим ужин! – воскликнул декан.
От этих слов волшебники оправились не скоро. Тучная женщина, пытавшаяся пройти мимо кресла Сдумса, вдруг дернулась, остановилась и стала пристально озираться по сторонам, но увидела только безобидного старика, который, по-видимому, был погружен в беспробудный сон.
– А по вторникам, между прочим, у нас гусятина, – протянул декан.
Сдумс приоткрыл один глаз и надавил грушу на своем кресле.
– Парарарарам! – воскликнул он. – Когда я ем – я глух и нем!
– Ты видишь, что происходит? – сказал заведующий кафедрой. – Он ведь даже не знает, наверное, какой сейчас век.
Сдумс уставил на него черное блестящее око.
– Я, может… м-да… уже стар… м-м… и, вероятно, глуховат, однако голодать пока не намерен. – И, запустив руку в непостижимые глубины своего кресла, он извлек на свет засаленный черный мешочек. – Я тут подъехал к одной красотке, которая продавала специальную еду. Этим, сказала она, питаются все любители картинок.
– Стало быть, у тебя были деньги?! – вскричал декан. – А ты нам ничего не сказал!
– А ты меня не спрашивал! – ответил Сдумс.
Волшебники жадно уставились на мешочек.
– Эта еда включает промасленные взорвавшиеся зерна, сосиски в тесте, всякие хрустящие штучки в шоколадной глазури и прочее, – объяснил Сдумс, беззубо и язвительно улыбаясь. – Вы тоже можете купить себе, если хотите, – великодушно разрешил он.
Декан еще раз перечислил требуемое:
– Значит так. Шесть патрицианских порций попзёрна с двойным маслом, восемь сосисок в тесте, ведро шипучки и мешок с изюмом в шоколаде.
Он передал деньги девушке.
– Отлично, – кивнул завкафедрой, принимая покупки. – Э-э. Только не знаю, как ты полагаешь, может, нам и на других купить?
А в своей рубке Безам клял все на свете, пытаясь зарядить громоздкую бобину «Поднятых ураганом» в ящик для переброски картинок.
В нескольких футах от будки, восседая в своей огороженной веревкой ложе, патриций Анк-Морпорка лорд Витинари переживал отнюдь не меньший внутренний разлад.
Что и говорить, пара, конечно, симпатичная… Непонятно лишь: с чего они сидят рядом с ним и почему их считают такими важными персонами.
Патриций привык к важным персонам – или к тем, кто считает себя важной персоной. К примеру, волшебники считались важными персонами потому, что владели магией. Немалый вес в обществе могли набрать работающие по-крупному воры. Немногим от них отличались коммерсанты, которые действовали примерно такими же методами. Неудивительно, что важными персонами считают знаменитых воинов, которые, побеждая в битвах, возвращаются домой живыми. Наемные убийцы тоже относились к важным персонам, поскольку частенько работали с этими самыми важными персонами. Одним словом, вес в обществе
Что же касалось этих молодых людей, то все их заслуги сводились к тому, что они красиво передвигались перед неким странным ящиком для движущихся картинок. По сравнению с ними самый заурядный актер, выходящий на сцену местного театра, был искушеннейшим и даровитейшим лицедеем, однако никому и в голову бы не пришло выстраиваться ради него в очереди и выкликать во все горло его имя.
Это было первое посещение патрицием сеанса движущихся картинок. Насколько он успел понять, Виктор Мараскино стяжал славу благодаря своему пышущему зноем взору, от которого даже солидные дамы средних лет падали без чувств в проходы между креслами, а изюминка госпожи де Грехх заключалась в ее томной грации, умении раздавать пощечины, а также приковывать мужские взоры, соблазнительно возлежа среди шелковых подушек.
Вот чем они тут занимаются, пока он, патриций Анк-Морпорка, правит своим городом, бережет его, любит и даже ненавидит. Он всю жизнь положил на служение…
Когда простолюдины, толкая друг друга, заполнили партер, его острый, как лезвие бритвы, слух выделил из общего шума следующую беседу.
– Ой, а кто это там наверху сидит?
– Это же Виктор Мараскино и Делорес де Грехх! Ты откуда свалился, парень?
– Да нет, я о том долговязом, который весь в черном.
– А-а, этого я не знаю. Но какая-нибудь важная птица, не иначе.
Очаровательно. Получается, что для того, чтобы стать знаменитостью, требуется всего-навсего… стать знаменитостью. Ему вдруг подумалось, что он столкнулся с необычайно опасной вещью, и возможно, кто знает, кое-кого придется устранить, хотя такой исход ни в коем случае нельзя было считать желательным [25] . Но пока он вынужден был довольствоваться тем сиянием, что распространяла на него сидящая рядом пара истинных знаменитостей. И к вящему своему изумлению, патриций вдруг обнаружил, что ему нравится быть причастным к этим двум людям. Добавим к этому, что сидел он рядом с самой Делорес де Грехх, и зависть тех, кто видел их соседство, была столь осязаема, что он мог даже определить ее вкусовые качества, – чего никак не получалось с пушистыми, накрахмаленными хлопьями, которые ему предложили в качестве закуски.
25
Подчеркнем, что речь идет о нежелании самого патриция. Нежелание жертвы никогда в расчет не принималось.
Зато по другую руку сидел этот жуткий тип Достабль и беспрестанно объяснял ему о способах производства движущихся картинок, обнаруживая полную неспособность примириться с тем фактом, что патриций не слышит ни слова из его объяснений.
Внезапно по залу прокатилась дружная овация.
Патриций слегка наклонился к Достаблю.
– А почему начали гасить свет? – спросил он.
– Понимаете, повелитель, – сказал Достабль, – это для того, чтобы вы лучше разглядели картинки.
– Неужели? А я считал, что без света картинки разглядеть значительно труднее.