Двое из ларца
Шрифт:
— Что?
— Ну… видишь теперь, какая у нас семейка. Виктор — подлец. Отец с Шацким контрабандой занимались, а я их не осуждаю, заметь. Я, выходит, тоже дрянь, по— твоему? Шамиль с этим, который из банка, что-то там с кредитами химичили, так ты их, как клопов, размазал моментально. Может, я тебе теперь тоже противна? Так я тебе еще скажу — я тоже левые тиражи через таможню вывожу, и взятки даю постоянно, и от налогов уклоняюсь. Каждый крутится как может. И я ничем от других не отличаюсь. Я дрянь? Нет, ты скажи, я не обижусь.
— Дура ты, Ирина Аркадьевна, — Волков раздавил сигарету в пепельнице. — И слова твои дурацкие. И прекрати
— Жить можно по закону, а можно — по совести, — изрек в пространство Гурский.
— Да, — повысил голос Петр. — Да! Есть одни законы и другие. Эти — написали, потом переписали, а потом опять переправили. Человеки для человеков пишут. Сегодня одни, завтра другие. По этим законам — ты за одно и то же сегодня на параше, а завтра — в смокинге. И наоборот. Это… ладно. А вот другие, если кто нарушает… при мне… давил и давить буду без всякой пощады и сожаления. Это ясно?
— Ты чего, папа? — недоуменно взглянул на него Александр. — Бубен-то не напрягай. Охолонись маненько. Ты кому чего доказываешь?
— Да вот, некоторые не совсем допонимают.
— А я и говорю, — Адашев-Гурский подошел к холодильнику и, достав из него непочатую бутылку, демонстративно приподнял ее, держа за горлышко. — Необходимо расширить сознание. Чтобы вместить, тэс-скать, в него безграничное пространство бытия во всем его парадоксальном многообразии. Ничего излагаю, а? Господи, куда ж умище-то девать…
— Что это я, на самом-то деле… — Ирина подняла глаза на Волкова. — Прости, пожалуйста, это все нервы.
— Да ладно.
— Вот и я говорю… — Гурский наполнил рюмки.
Глава 48
— Итак, господа хорошие, — Адашев-Гурский откинулся на спинку стула, вытянул под столом длинные ноги и, затянувшись сигаретой, обратился к присутствующим. — Ирина, насколько я понимаю, выяснила обстоятельства гибели отца и вообще узнала много такого, чего ей лучше бы, наверное, и не знать никогда. Выходит, и ты, Петр, свою задачу выполнил. Тем более что и злодеев кой— каких попутно покрошил, это уж у нас как водится. Но они, придурки, сами виноваты — по одной земле с Волчарой ходят, а смерти своей лютой и неизбежной в глазах его в упор, нос к носу, не видят.Это ничего, что я стихами говорю? Нет? Хорошо. Так что — все?
— Пожалуй, — согласился Петр. — Черт с ней, с дискетой, какая теперь разница.
— Наверное… — неуверенно произнесла Ирина.
— Ага… — кивнул Гурский. — Понятно. Ну так вот что я вам скажу, господа, со всей категоричностью: «Жамэ!» Слово это иностранное, его не всякий знает, но смысл, надеюсь, судя по интонации, понятен. И дело не в том, что я за этой трубкой аж до Тихого океана добирался, и дважды в Амур чуть не провалился, и спал в носках. И что из этого всего для меня, по жизни, ненужнее, я уж и не знаю даже. А в том дело, что меня грохнуть пытались, припоминаете? Хорошо еще, что я выпимши был, пьяных Господь хранит, но факт этот, он что собою означает?
— Тот факт, что ты выпимши был?
— Нет, Петя, тот факт, что меня с поезда скинули.
— Ну…
— Ну…жна, правильно ты говоришь, эта дискета кому-то очень. Позарез нужна. По зарез того, у кого она сейчас находится. А она у нас. Нас резать и будут, — он выразительно посмотрел на Ирину.
— Но… — начала было
— Правильно, — кивнул Гурский, — придется вам пожениться, а меня усыновить. И тогда у нас возникнет семья, мы будем жить все вместе, выставим у двери пост, трехсменный, круглосуточный, и в любой момент будем готовы ко всему. Петр, вы дадите мне парабеллум?
— Да ерунда это все, — поморщился Волков.
— Аргументацию изложи, — приготовился слушать Адашев-Гурский.
— Ну… Ира, ты уж извини. Виктор знал про все эти заморочки с отцовской трубкой? Знал. Мы сами ему рассказали и что, и как, и где. Мог он предположить, что в этой трубке что-то важное, ну, может, указание на то, где деньги отцовские лежат или еще что? Вполне мог. Он и заслал за ней бойца Шамилева, Кадыров ведь его крыша, там что — пехоты мало? Ну, пришлось бы ему с Шамилем поделиться, ну и что? Все равно случайного человека не пошлешь, на него надежды нет, а тут дисциплина. А на сегодняшний день нет уже ни Шамиля, ни Виктора самого. Привез этот боечек трубку какую-то, ну и привез. Хорошая?
— Класс.
— Вот и пусть курит.
— Опять Шамиль?
— А кто? Шацкий отпадает, согласен?
— Допустим.
— Ирине — еще раз извини, Ира, — мы трубку сами доставить должны были, зачем ей еще кого-то посылать? Остается Виктор, который с Шамилем повязан.
— Хорошо, — Гурский встал со стула, походил по кухне и, подойдя к окну, обернулся к Волкову. — Допустим. А тебе нетрудно было бы, так, тезисно, еще раз набросать, что, собственно, тут у вас было, пока меня не было? У меня в голове как-то все, что ты мне рассказал, не в последовательности уложилось. Уж извини, конечно, но хотелось бы самому ситуацию прокачать. Я же у себя, любимого, один— единственный. Кто же еще позаботится…
— А чего набрасывать? Сначала я хотел с Виктором поговорить, выяснить, может, это на него наехать пытались. Не вышло. Поехал в офис — там Шамиль. С этим с первого взгляда все ясно, рентгеном быть не надо, клеймо на роже. А мне к этому моменту Ирина уже рассказала, что братец контрактом да кредитом хлестался. Ну а как Шамиля увидел, сразу понял, откуда ноги растут. Придурком прикинулся, насколько смог, но так, чтобы он увидел, что прикидываюсь, и закинул ему и про контракт, и про кредит вдогонку. Знаю, мол, но не все, а хочу — все. И копать буду обязательно. Визитку свою бросил, я их вообще везде разбрасывал, где мог, знал, что кто-нибудь обязательно на телефон сядет. Сам еще не знал, как конкретно эту фишку с телефоном отыграю, но хотел, чтобы она была. Концов-то — никаких. Мне поэтому и хотелось как можно больше шуму наделать. Глядишь, кто-то и задергается, выдаст себя. Шамиль и дернулся — нас обстреляли. А когда я у бухгалтера сумму кредита узнал, ну тут и ежу понятно. У них же все по схеме: кабанчик-шпала, кабанчик-шпала…
— Извини, — подала голос Ирина, — ты мне что-то говорил про «шпалу» эту, когда про Виктора рассказывал, но я все равно не поняла… А «кабанчик»?
— Ну, это, понимаешь… Берут бандиты под контроль фирму, какую не жалко, накачивают средствами, это называется «кабанчика откормить». Потом деньги со счетов сливают куда-нибудь или иначе все средства снимают, а директора этой фирмы кладут…
— Убивают? Это вот так Виктора, выходит? А я же не поняла! Я-то думала…
— Ну, я не стал тебе всего рассказывать. А ты решила, что я просто так их крови захотел, из любви к законности и правопорядку?