Двое из прошлого
Шрифт:
– Нам в четвертую квартиру, - сообщил Костя и, как человек, успевший освоиться в новой обстановке, стал быстро подниматься на второй этаж, перепрыгивая через ступеньки.
Лестница была широкая, с массивными, вытертыми до глянца перилами. Из большого овального окна, напоминающего неправильной формы иллюминатор, на межэтажную площадку падал дневной свет. Пожалуй, здесь было светлее, чем во дворе.
На втором этаже мы попали в высокий, выложенный кафелем холл, от которого шли два просторных коридора.
Нужная нам квартира
Минуя высокие массивные двери, выстроившиеся по обе стороны коридора, Логвинов провел меня в огромную квадратную комнату, где нас встретила худенькая, ниже среднего роста, женщина лет тридцати.
– Ямпольская Елена Борисовна, - представил ее инспектор и тут же попросил: - Елена Борисовна, повторите, пожалуйста, этому товарищу то, что рассказали мне.
Женщина перевела на меня большие печальные глаза, как бы раздумывая, действительно ли необходимо повторять, прошла к окну и присела у письменного стола.
– Хорошо, - сказала она, кутаясь в пуховый платок, и мне показалось, что она греется от света настольной лампы.
– Что именно вас интересует?
– В котором часу вы легли спать?
– В половине третьего, - не меняя выражения, ответила она.
– Почему так поздно?
– Работала.
Особой разговорчивостью Ямпольская, видно, не отличалась, и Логвинов пришел ей на помощь:
– Елена Борисовна - переводчица. Как раз вчера ей принесли работу на дом, - и, обращаясь к ней, уточнил: - Я вас правильно понял?
Облокотившись на подоконник, я стоял метрах в трех от письменного стола и почему-то не мог отвести взгляда от рук женщины, на которых сквозь тонкую кожу проступали веточки кровеносных сосудов.
– Я болею, - нашла нужным пояснить женщина.
– Руководство нашего института попросило выполнить срочную работу. Перевод надо сделать сегодня к вечеру.
"Поболеть не дают человеку, - молча посочувствовал я.
– А тут еще мы..."
– Около двух ночи, - продолжала Елена Борисовна, желая быстрее закончить, по-видимому, тяготивший ее разговор, - я подошла к окну. Во дворе увидела Игоря Михайловича Красильникова.
Я поймал на себе быстрый Костин взгляд, но тогда он мне ни о чем не сказал и я не придал ему значения. Позже Логвинов объяснил, что в первый раз Ямпольская назвала Красильникова только по имени, и это, учитывая небольшую разницу в их возрасте, воспринималось естественно. Сейчас к имени прибавилось отчество. Расхождение, казалось бы, незначительное, но оно обратило на себя внимание инспектора. День спустя я тоже понял значение этой разницы, а пока внимательно слушал продолжавшийся между ними разговор.
– Вы сказали "около двух". А точнее?
– спросил Логвинов.
– Не знаю.
– Поколебавшись, Елена Борисовна добавила: - На часы не смотрела. Легла в половине третьего, а видела его приблизительно
"Что ж, арифметика простая, но, как показывает практика, вполне надежная".
– Вы посмотрели в окно случайно или что-то привлекло ваше внимание?
– А что могло привлечь мое внимание?
– не поняла Ямпольская.
– Ну, шум, какие-нибудь звуки...
– Нет, я подошла к окну случайно.
"Побольше бы таких случайностей", - подумал я.
– Красильников вышел из дома Волонтира - так вы сказали, - напомнил Логвинов.
– Да.
– Вы уверены, что не ошиблись? Может быть, он просто остановился около флигеля? Возвращался домой, приостановился, чтобы прикурить, например, и пошел своей дорогой.
– Он не курит, - сказала Елена Борисовна.
Костя снова послал в мою сторону многозначительный взгляд.
– К тому же я видела, как он захлопнул за собой дверь.
"Захлопнул", - отметил я про себя.
– У него было что-нибудь в руках?
– Нет, кажется, ничего. Я не видела, - уточнила она.
– Он вышел из дома Георгия Васильевича, захлопнул дверь и что же дальше?
– Ничего.
– Сразу пошел к себе?
– Нет, сначала подошел к дому напротив, постоял там, потом ушел домой.
– Квартира Красильникова в вашем подъезде?
– поинтересовался я.
– Да, на первом этаже.
Надо сказать, что к тому времени уже было известно, что Волонтир умер не раньше трех часов ночи. В два из его дома вышел Игорь Михайлович Красильников. Это было уже кое-что! На первых порах нам, как говорится, крупно везло...
Минут через десять, оставив Логвинова с Ямпольской, я стоял у двери первой квартиры и жал на кнопку звонка, под которым синими чернилами на белой бумажке была выведена фамилия Красильникова.
Щелкнул замок. Я представился растрепанной темноволосой женщине с заплывшими от сна глазами, и меня впустили в забитую хламом прихожую. Стоило закрыться входной двери, как мы оказались в кромешной тьме. Сначала я наткнулся на подвешенное к стене корыто, потом на ощупь определил стиральную машину и тумбочку с тазом. Когда моя спутница, довольно уверенно передвигавшаяся в темноте, открыла дверь в комнату, я увидел еще и разобранный на зиму детский велосипед, санки и тускло блестевший шифоньер.
– Извините, лампочка перегорела, - сказала заспанная женщина, и я уловил исходящий от нее запах спиртного.
– Я Красильникова Тамара, представилась она.
– Проходите, пожалуйста.
Прежде чем воспользоваться приглашением, я кивнул в сторону второй двери, имевшейся в прихожей, и спросил, кто живет в одной с ними квартире.
– Теперь уже никто.
– Она вяло махнула рукой.
– Видите - бумажка приклеена. Опечатано. Жила Нина Ивановна Щетинникова. Два дня назад умерла, вчера на кладбище увезли. Наследников у нее не оказалось, вот домоуправление и опечатало дверь.