Двое против всех
Шрифт:
Детлеф повернулся к другому лифту, из которого поспешно шагнул слегка взопревший начальник охраны, а с ним телохранители и пресс-атташе.
– Альма, - сказал Клейн, обращаясь к женщине, - через час организуй журналистов для пресс-подхода, обеспечь удобную локацию, чтобы телевизионщики и фоторепортеры могли отработать максимально качественно.
Женщина уточнила:
– Какой из подготовленных пресс-релизов спускать?
– О подписании соглашения по инвестированию медицинского кластера и дополнительному финансированию исследовательских лабораторий.
Женщина
– В тринадцать пятнадцать соберу всех в конференц-зале на первом этаже. Обозначить, что основной акцент в вопросах нужно делать на размер инвестиций?
Клейн кивнул, а стоящий рядом Нейт сказал ровно:
– Обозначьте, что следить за исполнением обязательств инвесторов будет первый заместитель руководителя контрразведки по мегаплексу восемнадцать.
Альма вопросительно посмотрела на босса, и тот кивнул.
* * *
Самое страшное одиночество - это когда не с кем разделить свободное время, которого у тебя много. Очень много. Когда тебе сорок три, твой ребенок вырос и живет далеко, а твой муж уже десять с лишним лет, как умер, ты ищешь повод, чтобы подольше не уходить с работы. Просто потому, что на работе есть хоть какие-то люди. А дома - в маленькой комнатке производственного общежития - лишь четыре стены, скудная, давно не менявшаяся меблировка и... тишина. Тишина, которую нечем заполнить, кроме как бормотанием старенького телевизора.
Когда-то давно у Памелы Додсон была семья. Долго - целых десять лет. Самых трудных и счастливых лет в ее жизни.
Она вышла замуж сразу после окончания швейного колледжа. Дэвиду было двадцать, ей - восемнадцать. По семейному распределению их направили работать на соседние предприятия, дали комнату в общежитии. Общежитие располагалось довольно далеко и от завода, и от швейного цеха - чуть ли не час пешком, зато стоило совсем немного, и в итоге денег хватало не только на еду, но и на мелкие приобретения - телевизор, подержанную мебель, даже, изредка, романтические вечера с дешевым синтетическим вином и свечами.
Вполне закономерным итогом этих вечеров стала беременность, которую Пэм на зависть многим отходила легко - без токсикозов и осложнений. Это позволило ей спокойно работать до самых родов, да еще и не тратиться на визиты к доктору. Они с мужем здорово экономили, накопили денег на трехмесячный неоплачиваемый послеродовый отпуск и кое-какие вещи для ребенка. Боялись, как бы не родился с патологиями - их медицинская страховка была настолько скудной, что не позволяла уйти на больничный даже с простудой.
К счастью, Рекс появился на свет крепким и спокойным - ел, спал, почти не плакал. Потом, конечно, Пэм пришлось снова выйти на работу и подгадать очередность смен с Дэвидом так, чтобы кто-то из них двоих постоянно был с ребенком. Работали двенадцать часов через двенадцать. Спали от силы часа четыре в сутки, почти не виделись. Дэвид вымотался, похудел, стал,
Увы, накануне десятилетия сына. Дэвид заболел. В медпункте им объяснили, что случай не страховой, и Пэм сразу влезла в кредит, который едва ли могла выплатить. Доктора, осмотры, лекарства - ничего не помогло. Дэвид сгорел от рака легких за несколько месяцев, а жена осталась одна с десятилетним сыном, долгом банку в несколько сотен кредов и работой швеи-мотористки на фабрике спецодежды. Работой, которая едва-едва позволяла покрывать счета. В ужасе Памела осознала, что им с Рексом грозит голод...
Пэм взяла дополнительные часы на подработку. Это было трудно - всегда находился кто-то, нуждающийся в деньгах, но начальник смены пошел ей навстречу. Четырнадцать-пятнадцать часов на работе ежедневно, двенадцать - швеей, потом - клинером "пока все не уберешь". Памела понимала,: долго не продержится, но все же надеялась: вдруг?.. Урывала время, ходила на курсы повышения квалификации, почти не спала и не ела, стала похожа на высохшее дерево, плакала от отчаяния над приходящими счетами.
Все закончилось через полгода. Рекс не пришел из школы. А когда мать примчалась туда после работы, социальный педагог сообщила ей, что "ребенок изъят на попечение корпорации ввиду неблагоприятной финансовой обстановки в семье". Им даже не дали проститься! Конечно, Пэм сообщили контактную информацию, в конце концов, ребенка ведь у нее не украли, о нем решили позаботиться...
Остаток ночи Пэм прорыдала - интернат, куда распределили Рекса, находился в десяти часах езды на монорельсе. Памела работала пятнадцать часов ежедневно. У нее не было даже призрачного шанса увидеть сына. Съездить к нему, повидаться и вернуться - истратить сутки. Сутки! У нее же от смены до смены было всего несколько часов. И километровые счета, которые следовало погасить до начисления пени.
Мать и сын не виделись два года. Раз в месяц Пэм кое-как наскребала денег на короткие сеансы голосвязи - это все, что они могли себе позволить.
Но через два года лишений и отказа себе буквально во всем Памела погасила кредит за лечение мужа и невероятными ухищрениями смогла накопить денег на дорогу, на сутки отпуска и даже на несколько упаковок печенья.
Получила пропуск через все необходимые КПП и поехала - измотанная, истосковавшаяся, испуганная женщина, никогда прежде не покидавшая не то что своего сектора - своего рабочего квартала. Пэм едва не заблудилась на вокзале, потом так боялась проехать нужную остановку, что вышла раньше и долго плутала в поисках интерната. А когда нашла, никак не решалась зайти - там все было так строго! Охрана, КПП, высокий забор. И после, в комнате для свиданий она ждала сына, до смерти боясь, что ее прогонят или скажут, что Рекса нет, что он на занятиях и не сможет к ней выйти.