Двое (рассказы, эссе, интервью)

Толстая Татьяна Никитична

Мы с Кристиной вошли в класс. Два мальчика и две девочки сидели под портретами Достоевского и Бродского. Больше желающих изучать русский язык в школе не было. Слева от доски висела цветная фотография очереди к мавзолею в зимней Москве, справа - текст, отрывок из "Домостроя": "Юноша должен иметь душевную чистоту, походку скромную, голос умильный, речь пристойную, при старейших должен молчать, стыдливостью украшаться. За обедом - не кашлять, не плевать, а придется плюнуть, то сделать это, отворотясь от людей, да ногой потереть".

–

Как тебя зовут?- спросила я восьмиклассника, волосы которого были такими белыми, что я подумала: через пятьдесят лет он поседеет, а никто и не заметит. Мальчик опустил голову. Он никак не ожидал, что незнакомая тетка начнет его спрашивать. Собравшись с духом, он прошептал: "Кристер".

– Тебе нравится, Кристер, русский язык?

– Не очень,- ответил бедный мальчик, заливаясь краской. Зато второй ученик, красивый африканец, говорил бегло и явно был здесь первым учеником.

– Мой отец учился в Союзе, кончил Тряпку в Питере.

– Что кончил?

– Текстильный институт. А мама с Кубани, лимитчица.

С тобой все ясно, подумала я. Девочки смотрели на нас с испугом и, кажется, не понимали ни слова. Кристина нервничала, а зря. Если ученик может сказать по-русски: "Я живу в Швеции и изучаю русский язык", так ведь это замечательно, пятерка. Выучить русский язык невозможно. Три мальчика, четыре мальчика, но пять мальчиков. Почему? Что произошло? А запомнить и правильно употреблять все эти подъехал, въехал, заехал, съехал, выехал...

– Может быть, они напишут что-нибудь, а я дома проверю?

– Нет, нет,- замахала руками Кристина.- Они писать не умеют. Лучше попросим их прочитать стихи. Мария, прочти стихотворение про кота.

Мария вздохнула и старательно прочла:

Как повадился коток

К бабке Марье в погребок

Есть сметанку да творог.

– Теперь ты, Грета.

Грета без запинки продекламировала:

Папочка и мамочка

Заснули вечерком,

А Ванечка и Танечка

В Африку бегом.

– Поздравляю,- сказала я.- Для второго года обучения неплохо.

За год работы инспектором я объехала двадцать гимназий. Всюду было мало школьников, учивших русский, но они были, и у каждого была какая-нибудь тайная страсть. Один коллекционировал советскую военную форму - специально ездил за товаром в Выборг. Самым ценным экспонатом был генеральский мундир: вся грудь в пионерских значках. Там, в Выборге, ему сказали, что это ордена Второй мировой войны. Другой собирал таблички и вывески из России: "За ветхое белье прачечная ответственности не несет", "Срочно требуется зав. мозольным кабинетом", "Кассир плохо слышит. Говорите как можно громче".

Через полгода я стала угадывать учителей русского языка сразу. Не могу объяснить почему. По-видимому, контакты с Россией и ее народом производят на жителей Скандинавии сильное впечатление. Происходят необратимые изменения. Купив павлово-посадскую шаль - красные розы по зеленому полю,- некоторые учительницы

уже не снимают ее никогда, кладут ее на стол как скатерть или, сшив вместе три штуки, покрывалом на кровать.

Учителя-мужчины любят носить косоворотку и буденовку, в знак любви к стране Советов. Мои шведские собеседники, хозяева, коллеги - все убеждали меня, что раньше мне жилось лучше. "Хорошо было в СССР! Низкие цены, приветливый народ. Не было этой ужасной американизации. Все делалось бескорыстно, от широкой русской души. А теперь все только деньги, деньги..."

– Но ведь при старых порядках я бы тут с вами не сидела.

– Да, при тоталитарной системе ты не могла зайти в "Березку" и купить бутылку виски. Но разве социальное равенство не важнее американского виски?

– Бог с вами,- сдавалась я.- Сменим тему. Поговорим о яйцах Фаберже.

Моя пятая школа была одноэтажной типовой новостройкой. Внутри - все как обычно: старшеклассники целуются, сидя на подоконниках, учителя пьют кофе в учительской. Никто не носится по коридорам, последняя драка была зафиксирована перед войной. Здесь моим коллегой был молодой учитель Ларс. Он и вел себя по-молодежному, носил тельняшку, на урок приходил с балалайкой, садился на стол и запевал:

Девушки, весна, весна

Идет из-за Урала.

Ученики подхватывали хором:

Девушки, война, война,

А молодость пропала.

– Я создаю в школе русский дух,- объяснял Ларе свою методику.- Так легче понять вашу историю и культуру.

В этом классе мне пришлось проводить тест среди десятиклассников. Ответы я храню до сих пор.

"Меньшевиками в России называли сторонников Меньшикова".

"Любимым фаворитом Екатерины Великой был Броненосец Потемкин".

"Станции метро "Достоевская" и "Маяковская" названы в честь жен писателей".

Ларе пригласил меня домой, на русский ужин: моченая брусника, сушки, мармелад. К этому подавалась наливка "Огни Мурманска".

– Хочу жениться на русской девушке, но побаиваюсь.

– Чего же ты боишься?

– Что русская девушка позарится на мое добро. А для меня главное любовь.

Я огляделась вокруг. Зариться было не на что. Видавший виды диван, на полке пластинки фирмы "Мелодия" и комплект журнала "Крокодил", в углу кирзовые сапоги. На гвоздике висела пара лаптей.

– Ищу бескорыстную русскую подругу,- повторил Ларе, подавая мне пальто.

Когда я спускалась по лестнице, он вышел на площадку и, чтобы сделать мне приятное, пропел;

Подари мне, сокол,

На прощанье саблю,

Вместе с вострой саблей

Пику подари.

По дороге в гостиницу я увидела, что чей-то бумажник, лежавший с утра на скамейке у автобусной остановки, был уже припорошен снежком. По свежему снегу было написано:

"Кто потерял?"

Прошло три года, но работу инспектора по русскому языку мне не забыть.