Двое. После

Салах Алайна

Антон смеется, гладит пальцем мою щеку. У него ровные белые зубы, словно у голливудского актера, и волосы так красиво падают на лоб.

— Хочется танцевать. Музыка классная, да? Я хочу себе весь этот плейлист. 

Антон помогает мне подняться, обнимает за талию, и мы вместе двигаемся под эту идеальную песню. Я еще никогда так не чувствовала ритм. Каждый звук, просачивающийся в меня, каждый разворот бедра и взмах руки идеально между собой гармонируют.

— Обалденно двигаешься, котенок, — говорит Антон мне на ухо и прижимается поцелуем к моим губам. Я смеюсь. Девушки за

соседним столом тоже танцуют. И через стол тоже. Он где-то рядом, а мне все равно легко и хорошо.

7

— Чувствуешь себя нормально? — пальцы Антона задевают мою щеку, заставляя расплыться в улыбке от приятного покалывания на коже. 

Я утвердительно смыкаю веки, чтобы он понял: чувствую я себя прекрасно. На этом вечере мне нравится абсолютно все: музыка, уютный полумрак, рассекаемый лучами прожекторов, его объятия и наша компания. Даже Кирилл мне начал нравиться — вон как забавно качает головой в такт музыке. Он, конечно, тоже хороший, а иначе стал бы Антон с ним дружить?

— Не налегай на коктейль, ладно? — Антон забирает у меня бокал и возвращает его на стол, чем вызывает во мне приглушенное удивление. Зачем? У меня все прекрасно. Разве я много пью? Всего один для поднятия настроения.

— Мне хорошо. — Спорить в таком приподнятом настроении не получается, только улыбаться.

— Я вижу, котенок, — Антон ласково гладит мои волосы, усиливая негу в теле. — Просто ты обычно вино пьешь, а это коктейль Кирилла. Он сильный.

— Я только один, — настаиваю я, но, уловив смену музыки, мгновенно забываю о предмете дискуссии и встаю. Хочется танцевать.

Я чувствую себя неотъемлемой частью сегодняшнего вечера, растворяюсь в веселье. Любой гость, на чьем лице сияет улыбка, кажется мне близким и родным. И почему я так редко танцую, когда мы выходим куда-нибудь с Антоном? Двигаться в такт музыке, ловить ее вибрации и смену ритма — прекрасно.

— Я отойду в туалет, — сообщаю, наклонившись к Антону, и тут же начинаю напевать: — Ты самая яркая, самая яркая звезда во Вселенной. И, не смотря ни на что, всегда была и будешь для него первой...

Он улыбается моей энергии. Обычно я не такая веселая — больше серьезная.

— Тебя проводить, котенок?

Я мотаю головой и даже это движение, на удивление, попадает в такт звучащей музыке.

— Сама, я сама.

Улыбка не сходит с моего лица, пока я лавирую между столами. Я щедро одариваю ею каждого, с кем пересекается взгляд, желая поделиться своей любовью и благостным настроением. Я бы хотела пребывать в этом состоянии всегда.

В туалете так много народу, что к умывальникам сложно пробиться. Я терпеливо жду, без обид пропускаю тех, кто идет без очереди. Если торопятся — значит, им нужнее. Найдя свое отражение в зеркале, застываю, сраженная увиденным. У меня, оказывается, невероятные глаза: большие, блестящие, и цвет такой насыщенный и глубокий. Похожи на озера, в которых отражается грозовое небо. И губы... пухлые, чувственные.

Я могла бы разглядывать себя долго, если бы не ожидающая позади очередь. Попрощавшись с собственным, столь понравившимся мне отражением, я выхожу в вестибюль и мгновенно

натыкаюсь взглядом на крепко сбитую фигуру именинника. Улыбаюсь и машу ему рукой. Денис Макаров незамедлительно отвлекается от разговора с собеседником и тоже мне машет. Я возобновляю свой путь в зал. Замечательные люди, замечательный вечер.

Булат появляется среди движущихся силуэтов так неожиданно, что улыбка на моем лице застывает. И не только она — я тоже останавливаюсь, чтобы иметь возможность за ним наблюдать. Он не часть вечера, слишком сильно отличается. На лице нет улыбки, в руке зажат телефон. И он снял пиджак. Без пиджака он мне нравится больше.

Наши взгляды встречаются, и я начинаю ему улыбаться. Теперь он идет ко мне, а я шагаю к нему. Сейчас это дается легко: у меня прекрасное настроение. Ни боли, ни смущению к нему не пробраться. 

— Привет, — я останавливаюсь на расстоянии, которое и полагается близким друзьям. Нас ведь можно так назвать? Я к нему хорошо отношусь, и Булат во многом мне помог. Я умею быть благодарной.

— Здравствуй.

Если у меня глаза как озера, то у Булата как два темных колодца, на дне которых поблескивает золото. Хочется шагнуть в них и лететь, лететь вниз, пока не соприкоснешься с россыпями губами.

Я не спешу говорить. Сегодня я умею вкушать удовольствие. Мне нравится на него смотреть: складывать воспоминания о его лице с тем, что вижу сейчас, и радоваться, как изображения идеально встают в пазы. Четкая, будто выведенная рукой художника линия бровей, черные загнутые ресницы, щетина на щеках, сгущающаяся к подбородку. Я невольно трогаю губы языком, когда смотрю на его рот и, на удивление, чувствую его вкус: теплый, сладко-солоноватый.

— Как твои дела, Таисия? 

Я улыбаюсь шире. У Булата красивый голос. От него начинает щекотать в животе. 

— Хорошо. У меня все прекрасно, правда. Ты наверное, и сам видишь. 

— Вижу.

Я смотрю на его шею в расстегнутом воротнике рубашки. Если ее коснуться, она будет горячей. Ни у кого нет такой горячей кожи. Поддаюсь вперед и глубоко вдыхаю. Жар в животе усиливается, поднимается к груди. Он безумно вкусно пахнет. Сейчас кажется, что лучшего запаха еще не придумали.

— Что ты делаешь? — дыхание Булата ласкает мою щеку: в нем он сам и алкоголь.

— Я просто рада тебя видеть, — я придвигаюсь ближе, кончиками пальцев дотрагиваюсь до его груди, скольжу к карману рубашки. Кожу приятно покалывает — так жалит жар его тела. — Вечер сегодня замечательный, а мы с тобой друзья.

Он ничего не отвечает. Наверное, как и я использует свое право не разговаривать.

Я перемещаю пальцы к его плечу, поглаживаю гладкую ткань рубашки, исследую до тех пор, пока не нахожу то, что искала. Неровность со взбугрившимися краями, которая когда-то могла отнять его у меня.

— Больше не болит? — шепчу, поднимая глаза. Колодцы гипнотизируют меня, утягивают на дно, маня ощутить драгоценную прохладу.

— Болит иногда.

Мне кажется, что я слышу стук его сердца — так близко мы стоим. Гулкое эхо ударов отдается в грудной клетке, терпкий запах обволакивает. Необыкновенный вечер, в котором мне все удается.