Двое
Шрифт:
– Боже...
– я буквально кожей ощущала, с какой болью достаётся Егору каждое сказанное слово, и и мое сердце сжималось от сочувствия к ним обоим, - Но почему же ты не помешал этому?!
– Я хотел...
– его взгляд окончательно померк, а голос стал сухим, бесцветным, - Но отец нашёл подход и ко мне. Он убедил меня в том, что психушка гораздо лучше тюрьмы, и, черт побери, в этом он был прав! Ведь его могли посадить на много лет! А там... Я верил, что оттуда его вскоре выпустят, специалисты помогут ему справится с чувством вины, и все будет хорошо... Как же я ошибался.
–
– сокрушенно произнесла я, - Может, ему это было необходимо! Ведь суд мог признать, что это был несчастный случай!
– Не мог!
– горячо возразил Егор, - Не мог! Отец возил меня к юристу. В лучшем случае это признали бы убийством по неосторожности, но и этот приговор ему уже не грозил! Мы избавились от трупа, Настя. Мы вывезли его в лес, облили бензином и подожгли. И это очень отягчающее обстоятельство.
– Боже...
– повторила я, моментально представив в своём воображении эту зловещую картину.
– Я приезжал к нему в лечебницу каждый день, но он не разговаривал со мной, считая, что я предал его, поддержав решение родителей, - сухо продолжал Егор свой рассказ, - К тому же его там пичкали какими-то странными препаратами, от которых он все время был будто не в себе. С отцом и матерью он тоже не разговаривал, и отец спустя пару месяцев прекратил свои визиты, считая это бессмысленным. Мама же навещала его, как и я, каждый день, до тех пор, пока папе не предложили пост иностранного посла за бугром, и они с мамой не переехали. Из-за его молчания и безумного вида под действием этих препаратов, она окончательно убедилась в том, что он сошёл с ума.
Егор сделал ещё один глоток, и я забрала у него бутылку, опасаясь, что он окончательно напьётся.
– И что было дальше?
– спросила я, в свою очередь сделав небольшой глоток из горлышка.
– Дальше я подружился с его медсестрой Катей, убедил её прекратить пичкать брата этими адскими таблетками, и он потихоньку стал оживать. И даже снова стал со мной разговаривать. Вскоре я убедил его, что прошлое должно остаться в прошлом, что он должен вернуться к нормальной жизни, да он и сам уже этого хотел. Только вот моя операция по спасению брата с треском провалилась...
– Почему?
– Отец отказывался вызволять его из лечебницы, пока тот сам не поговорит с ним и не попросит его об этом, - Егор вновь отобрал у меня бутылку, - А Глеб предпочёл бы сгнить в психушке откровенному разговору с отцом. Он так и не простил его. Да и вряд ли когда-то простит.
– Похоже они оба ещё те упрямцы, - сделала я печальный вывод.
– Так и есть, - подтвердил Егор.
– Неужели тебе так и не удалось убедить ни одного из них?
– Не удалось. И я был в полном отчаянии. Совсем забросил дела, наша фирма была уже практически на грани банкротства. И если бы не вмешался Глеб, её, возможно, уже и не было бы.
– Но как?
– я совершенно не понимала, как можно было вмешаться в дела фирмы, находясь в психиатрической лечебнице.
– Мне не стоило большого труда уговорить Катю выпускать Глеба вечером, когда практически весь персонал клиники уезжал домой. Но к утреннему обходу он должен был обязательно вернуться
– Эта Катя просто ангел какой-то...
– ревниво заметила я.
– Ей было довольно выгодно быть нашим ангелом, я всегда щедро благодарил её за помощь.
– Тогда понятно...
– Одним словом, я сам не заметил, как мы с ним разделили одну жизнь на двоих.
Егор замолчал, устремив задумчивый взгляд в потолок. Я тоже молчала, переваривая услышанное, по новому воспринимая каждый свой пережитый момент рядом с братьями.
– Скажи...
– несмело нарушила я наше молчание спустя какое-то время, - Тогда, в мой день рождения, ты действительно поехал к Рите?
– Да, - кивнул Егор, не глядя на меня, - Я нагрубил ей, и боялся как бы она не наделала глупостей мне в отместку.
– И ты провёл с ней ночь?
– с застрявшим в горле комом, спросила я.
– Да, - коротко кивнул он, продолжая смотреть в потолок.
Я пропустила болезненный укол в сердце, изо всех сил стараясь не представлять минуты их близости.
– Значит, ты обманывал меня, когда говорил, что Глеб против наших отношений?
– Отчасти. Из-за нашего образа жизни, я не мог заводить серьёзные отношения, и Глеб прекрасно знал это. Он почему-то с самого начала сильно переживал за тебя. Не хотел, чтобы я сделал тебе больно.
– Получается, ты с самого начала собирался меня бросить?
– с болью спросила я.
– В самом начале да. Но после того ужина у твоей мамы все изменилось. Я понимал, что мы с Глебом не будем так жить вечно, и я надеялся, что у нас с тобой есть шанс, пусть и небольшой.
– Но почему тогда ты вёл себя так, словно тебе было на меня плевать?!
– не сдержалась я от наболевшей претензии.
– Я периодически пытался поговорить с Глебом, убедить его уладить вопрос с отцом, но он только злился на меня за это, и наши и без того хрупкие отношения стремительно портились... Из-за этого я злился. На него, на себя, и даже на тебя. Иногда мне казалось, что Глеб прав, и будет лучше, если мы действительно расстанемся и не будем заходить слишком далеко. Поэтому, старался не привязываться к тебе. Боялся, что ты слишком привяжешься ко мне... Но все же потом я окончательно понял, что не хочу отказываться от тебя.
– И ты решил снова запереть Глеба в лечебнице?
– я не могла поверить, что Егор был способен на такой мерзкий поступок, пусть даже и ради меня, - Пожалуйста, скажи, что это не так!
– Конечно, это не так!
– эмоционально воскликнул он, - Я просто хотел... Я не знаю, что хотел, наверное, напугать...
Егор посмотрел мне в глаза, и его взгляд вдруг резко изменился, потемнел и вспыхнул злобой.
– Настя, я был в ярости, когда узнал, что между вами произошло в ту ночь... Я не мог успокоиться, и... В общем, я не ведал, что творю..