Двоевластие. Роман о временах царя Михаила Федоровича
Шрифт:
В это время их успела окружить толпа, привлеченная стуком и криками.
– Эй вы, басурмане! – крикнул толпе князь. – Это ли – дом немчина-брадобрея?
– Так точно, боярин, – ответил один из немцев, толстый булочник, снимая пред князем колпак.
– Где же он, собака?
– В приказе! – закричали со всех сторон. – Приходил народ, били его и вон! Бедный Штрассе!
Эхе, молчавший все время и словно обезумевший, вдруг встрепенулся и обратился к толпе на немецком языке. Все бросили князя, окружили Эхе и, заговорив сразу,
Аргамак Теряева пугливо шарахнулся в сторону, но князь резко осадил его – он сгорал от нетерпения и досады. Теперь, когда он уже собирался обнять сына, опять что-то стало на его пути.
– Ну, что там? – закричал князь Эхе, когда толпа на мгновение смолкла.
– Его взяли в разбойный приказ на пытку, на смерть!
– А сын? – не думая о бедном цирюльнике, спросил князь.
– А его спасла Каролина. Они убежали и спрятались…
– Где?..
– Надо сперва достать господина Штрассе. Они в тайнике.
Князь махнул в воздухе плетью.
– Разве не знают тайника эти люди? Скажи, я все для него сделаю, я выручу его. Покажи мне сына!
Эхе торопливо заговорил с немцами.
– Я, я! – послышалось со всех сторон, и несколько человек, отделившись от толпы, приветливо закивали князю.
– Они покажут нам, – сказал Эхе, – только надо спасти господина Штрассе. Они говорят, клянись!
– Я, я! – закричали немцы.
Князь быстро снял шелом.
– Клянусь, хотя не знаю и вины его, спасти этого брадобрея, если не поздно!
– Я поведу, – сказал булочник, – еще не поздно. Я видел его.
– Идем! – сказал Эхе.
Булочник пошел вперед, рядом с капитаном, который вел в поводу своего коня, князь с Антоном ехали сзади.
Булочник провел их в переулок, ввел в свой дом, перешел чистый дворик и остановился подле бани.
IX
Случай с немцем и княжье слово
Только в то время, полное суеверия и невежества, мог произойти подобный случай, и был бы похож он на анекдот, если бы Олеарий не засвидетельствовал его в своих записках.
После разграбления рапаты Федьки Беспалого ошалевшие пьяницы гуляли еще с добрую неделю, все увеличивая тот угар, который закружил им беспутные головы.
Выгнанный приказный, Онуфрий Буковинов, облыжно именовавший себя дьяком, пристал к двум посадским и с ними крутился по Москве, напиваясь, сквернословя, играя в зернь и распевая срамные песни, за что посадские усердно поили его. На шестой день, бродя из одной тайной корчмы в другую, шли они, сцепясь руками, вдоль Москва-реки, и дьяк сказал им коснеющим языком:
– Согрешил окаянный! Согрешил! Нет мне спасения, напился я, словно свинья непотребная. Да!
– Ишь разобрало! – засмеялся один из посадских. – Пил, пил, а теперь на-ко!
– А что сам поутру говорил, – сказал другой с укором, – не пьяницы мы, если спать ложимся и немного шумим.
– Брехал! – с отчаяньем
Тут он потерял равновесие и с плачем повалился на землю.
Посадские с хохотом стали поднимать дьяка, а он бормотал:
– Аки болван, аки мертвец… вот!
– Вставай, пес скомороший! – кричали посадские. – Ишь, вечер близко!.. Когда еще до Ермилихи доберемся!.. А, ну тя!
Но едва они бросили дьяка, как тот поднялся и торопливо поплелся за ними. Поднявшийся ветер еще сильнее качал его, и хлопнулся бы он на землю, если бы не успел зацепиться за рукав посадского.
Тут они пошли и сами не помнят, как завернули в Немецкую слободу.
И вдруг дьяк потянул к себе посадских, задрожал, как осиновый лист, и, совсем трезвым голосом зашептал, щелкая зубами от страха:
– Гляньте, милостивцы, к немчину в оконце! С нами крестная сила!
Посадские глянули, и хмель разом выскочил из их голов.
– Наше место свято! – пролепетали они, осторожно приближаясь к окошку.
А там, не подозревая опасности, немец Эдуард Штрассе играл на скрипке, вздыхая по Амалии, дочери булочника, и думая, что, как вылечит он булочника от мозолей, так и Амалия его станет.
– Видишь, мертвец-то! – прошептал дьяк, трясясь от страха и выглядывая из-за плеч посадских.
– С нами крестная сила! – ответили, крестясь, посадские.
А скелет от ветра, что дул в щели домика и дверь, тихо шевелил своими длинными руками; оплывшая светильня мигала, и от ее колеблющегося света голова скелета, казалось, покачивалась в такт музыке. И вдруг рванул ветер, распахнул дверь. Скелет щелкнул руками, светильня вспыхнула и погасла, музыка смолкла.
– Наше место свято! – не своим голосом завопил дьяк и бросился бежать, а за ним, едва переводя дух, пустились оба посадские.
Уж и пили они в ту ночь! И все даром поили дьяка, развеся уши слушая его повесть.
– Идем мы, и вдруг этого немчина оконце! Мы и заглянь! А там – с нами сила Господня! – немчин-то на лютне играет таково жалостливо, а мертвец стоит пред ним, главой помахивает, в ладоши плескает и ногами шевелит, а потом как захохочет!.. И огонь погас!
– С нами крестная сила! – крестились пьяницы.
А на другой день эта диковинная весть дошла до самого царя. Кликнул он боярина Нащокина, что в разбойном приказе сидел, и сейчас велел правду допытать. А у боярина Нащокина один путь до истины добираться: дыбы да длинники. Послал он в слободу стрельцов, что при нем стражей были, и привели те к нему немчина.