Двоеженец
Шрифт:
Что за разница между живым и таким же отчаянно мертвым?! Я буду в ней – она во мне. – За это мы умрем! Подо мною, словно во сне, она всхлипывала, как дитя… Ее лоно волшебной игрушкой похищало всю боль из меня…
О, Боже! Даже имени не знаю, – или Вольперт внушил, иль я сошел с ума?!
Она, глотая слезы, целовала и, кажется, невинною была… Кровь безымянной нищенки с вокзала – мой грех уже навеки извлекла…
Теперь она лежала как чужая…
– Как тебя зовут?! – спросил я, опомнясь.
– Афигения, –
– Разве есть такое имя!
– Ну, да, конечно, – она смотрела на меня удивленно, словно не понимая, что я от нее хочу. Я и сам себя не понимал в эти минуты. Что-то близкое, что-то ужасно напомнившее мне имя глядело из ее простодушных глаз одним немым доверчивым вопросом: Ну, что ты хочешь от меня, съесть? Ну, на, ешь меня сколько угодно, но только не спрашивай меня ни о чем!
– Странно, как бы я ни задумывался, и реальный, и этот выдуманный мир одинаково безобразны, – наконец вздохнул я.
– Ты это о чем? – спросила Афигения, прижимаясь щекой к моей груди.
– Главное же, что и тот, и другой мир выходяит от одного Вольперта, чтобы дать этому ученому негодяю конкретное сравнение меня с моим воображаемым миром, будто меня никогда и не существовало, и я только образ его безобразного мышления!
– А разве живые не мертвые?! – неожиданно раздался из-под дивана громкий голос Вольперта, – или мертвые – это не живые?!
– Ну, что замолчали-то?!
– Ой, кто там?! – воскликнула Афигения, испуганно прижимаясь ко мне уже всем телом.
– Для одних я – Бог, для специалистов – просто материя, – сказал вместо меня Вольперт, подымаясь из-под дивана.
– А для других вообще полное ничтожество! – дополнил я, гладя рукой по волосам плачущую Афигению, которая от страха неожиданно застучала, закляцала зубами.
– А ведь ее не существует, – кивнул Вольперт в сторону Афигении, – это всего-навсего плод вашего больного воображения!
– Не верь ему, – закричала Афигения и больно сжала мою руку.
– Не бойся, я ему никогда не проверю! Ведь этот гад до чего только не дотронется своими руками, как все тут же становится грязным и нереальным, нет никакой возможности остановить все это безумие! Не так ли, профессор?!
– А ты убей его! – сверкнула вдруг глазами Афигения, – убей, и тебе станет намного легче! Я недавно одного бомжа убила – и ничего!
– Пожалуй, я уже пойду, а то мне пора! – обеспокоенно взглянул на нас профессор и, поправив съехавшие на нос очки, быстрым шагом вышел из квартиры.
– А ты помнишь себя?! – взволнованно прошептал я Афигении.
– Какие ты глупые вопросы задаешь, – засмеялась она и, обнажив свое тело, стала им тереться о мое.
– А ведь ее и на самом деле нет, – подумал я и тут же от непреодолимого желания овладел ею.
– Спасибо, – прошептала Афигения и неожиданно
Вольперт стоял рядом и загадочно мне улыбался. Та же самая алая роза между ног Сирены теперь воспринималась мной не иначе как зловещий символ моего же больного воображения.
– На том же месте, в тот же час, – подмигнул мне радостный Вольперт, – пришел казать невесте свой жутко острый глаз!
– Черт побери! Я опять в прошлом, – с тоской вздохнул я.
– Не все люди возвращаются в прошлое. Некоторые вообще никуда не приходят! – все с той же загадочной улыбкой произнес Вольперт.
– Что с ней?! – спросил я, будто прежде вообще не задавал этого вопроса.
– Я думаю, что с ней как будто ничего, – усмехнулся Вольперт, – а вот с вами действительно что-то происходит на очень высоком молекулярном уровне, потому что у вас зрачки очень расширены!
– Может, вы мне поможете, профессор?!
– Хорошо, – кивнул головой Вольперт, – я вас научу, как правильно жить, только для этого вы должны сначала научиться лгать хотя бы потому, что правда – совершенно бесполезная штука, особенно для вас!
– Для меня?! – удивился я.
– Вот именно, что для вас, – профессор схватил меня за плечо и резко склонил к обнаженной Сирене в гробу, – поглядите, какое красивое тело и подумайте о том, что вы никогда не полюбите его хотя бы потому, что оно находится в гробу, в символе Вашего же Небытия! Разве не так?!
– Замолчите, профессор, – оттолкнул я его и, зажмурив глаза, страстно поцеловал Сирену в губы. Она тут же обвила меня своими руками и потянула к себе в гроб, и я в каком-то безумном страхе оказался на ней и в гробу.
– Ну же, мой рыцарь, – прошептала она, и я закричал от счастья, мгновенно проваливаясь в нее.
– Только не говори ей, что ты всего лишь ей снишься. Пусть для нее это будет сюрпризом, – тихо засмеялся в моем левом ухе Вольперт. Я же отмахнулся от него, как от надоедливой мухи, и еще крепче прижался, все глубже проникая в Сирену.
– Этот гад второй год колет меня аминазином с бромом, а я от этого все время куда-то падаю, – повернулась ко мне боком в гробу безумно улыбающаяся Сирена.
– Сирена, – прошептал я, – а если я тебе только снюсь?!
– Ну и что, – засмеялась она, – за секс все время надо расплачиваться деньгами или собой, и только за сон никогда и ничем не расплачиваешься, разве только утраченными иллюзиями! Однако воображение всегда сильнее разума! Оно даже сильнее Смерти!
– А я думал, что Любовь сильнее Смерти, – в тон ей прошептал я.