Двор чудес
Шрифт:
– Что ты сказал? – спрашиваю я с угрозой в голосе.
– Ну… вы ее подданные, так что формально вы принадлежите ей и моему отцу.
– Я никому не принадлежу, – резко отвечаю я, а Этти хватает меня за руку.
Принц хмурится.
– Но это неправда. Я наследный принц Франции. Однажды я стану королем, и всё и все будут принадлежать мне. Если бы я захотел, я бы уже давно приказал вас арестовать. Если бы я так решил, вас бы казнили. Я…
Я даю ему звонкую пощечину. Звук от удара летит
– Нина! – с ужасом вскрикивает Этти.
Слуги охают и быстро идут к нам, но принц жестом отгоняет их.
Он с удивлением смотрит на меня, схватившись за щеку.
– Ты ударила меня.
– Ты еще не так получишь, если опять вздумаешь заявлять, что мы – твоя собственность. Мы Отверженные и не принадлежим никому, кроме наших Отцов. Ты и тебе подобные могут управлять почти всем в этой стране, но над нами у тебя власти нет.
Принц касается рукой подбородка. У него на лице читается буря эмоций: гнев, недоверие и что-то еще. Затем он расправляет сюртук и приглаживает волосы. Я поворачиваюсь к нему спиной и решительным шагом иду к нашей комнате.
Он ускоряет шаг и догоняет нас.
– Прости, – неуверенно произносит он.
На меня это не производит никакого впечатления. А добросердечная Этти сразу же тает. Она подходит к нему и протягивает руку.
– Видишь, Нина, он просит прощения.
Она примирительно гладит его по руке.
– Мы останемся на бал. Мы же обещали твоей маме.
Принц оживляется, на его губах появляется улыбка.
Я фыркаю.
– Я здесь не для того, чтобы ходить на балы, – говорю я.
Он переводит взгляд с меня на Этти и нервно теребит рукав.
– Ты сказала, что в стране голод, – начинает он. – Если вы останетесь здесь, во дворце, не только до бала, но и после, то вы никогда не будете голодать. У нас очень много еды.
В своей честности он кажется мне жалким.
Я скрещиваю руки на груди.
– А что будет с теми, кто не во дворце? Что будет с Отверженными? Я буду жить здесь, в этой позолоченной клетке, объедаясь пирожными, а они будут голодать и умирать? Объедки с вашего стола избавили бы их от голода. А самая маленькая кладовая с зерном спасла бы сотни таких, как они.
– Я этого не знал, – тихо говорит принц.
– Ты же наследный принц Франции. Однажды ты станешь королем, и всё и все будут принадлежать тебе, – повторяю я его недавние слова. – Ты и тогда станешь есть пирожные, пока твои подданные будут умирать от голода?
Принц следует за мной, удивленный и молчаливый. Он никогда не знал голода, никогда ни в чем не нуждался. Он не сможет меня понять.
Неожиданно мы оказываемся у двери в нашу спальню.
– Пора спать, – холодно говорю я.
Этти ободряюще сжимает принцу руку и идет за мной.
Он
– Ну что ж, тогда спокойной ночи, дамы.
Он нервно сглатывает.
– И… простите, что обидел.
– Вы прощены, – ласково отвечает Этти. – А Нина сожалеет, что ударила вас.
– Не сожалею, – сердито бормочу я, а Этти шикает на меня и подталкивает в комнату.
После того как горничные помогают нам выбраться из платьев, Этти залезает в кровать.
Она задумчиво смотрит на меня.
– Не волнуйся, – говорю я ей. – Я…
– Мне кажется, ты ему нравишься, – перебивает Этти.
– Что?
– Принцу. Я думаю, ты ему нравишься.
– Этти, тебе кажется, что я нравлюсь всем, – обрываю ее.
– Но это правда! Монпарнасу ты тоже очень нравишься.
Я даже вздрагиваю. Не меньше минуты просто смотрю на нее, потом, наконец, обретаю дар речи и выдавливаю:
– Не говори глупостей! С какой стати я могу понравиться хоть кому-то из них?
– Потому что ты храбрая и умная, – улыбается она. – И потому что ты его ударила.
– Да я ни за что в жизни не подниму руку на Мастера ножей, – возмущаюсь я.
При этих словах Этти начинает громко хихикать.
– Монпарнас хорошо относится к нам только из-за баронессы Кордей. Она очень хотела, чтобы Орсо освободили из тюрьмы. Да и в любом случае, юноше не может понравиться девушка только за то, что она храбрая, Этти.
– Да?
– Да. Девушки могут нравиться потому, что они симпатичные.
– Ну вот я симпатичная, но Монпарнасу точно не нравлюсь.
Она вытягивает ноги и шевелит пальцами, задумчиво хмурясь.
– Когда ты болела, я попросила его научить меня драться, чтобы я могла защитить тебя, если Тенардье снова решит на тебя напасть. А он ударил меня по лицу и сказал, что я сама виновата и должна была научиться отражать удары.
– Может быть, Монпарнас именно так показывает свою любовь.
И мы обе смеемся, забравшись под одеяло, пока от смеха не начинают болеть животы. Потом мы лежим в темноте рядышком и молчим.
Наконец Этти снова тихонько заговаривает со мной.
– Иногда я закрываю глаза и думаю, что надо просто позволить Тигру забрать меня. Если он убьет меня, все закончится, и ты будешь в безопасности.
Она дрожит, хоть и пытается показаться смелой.
– Ничего не закончится, – отвечаю я дрогнувшим голосом. – Если Тигр и заберет тебя, то не для того чтобы убить.
– Но ты говорила…
– Я солгала. Тигр не убивает людей. Он… он их ломает.
Я вижу глаза Этти в лунном свете, она смотрит на меня.