Двор Красного монарха: История восхождения Сталина к власти

Себаг-Монтефиоре Саймон Джонатан

17 сентября 1937 года Поля Николаенко обратилась к Сталину. По ее письму очевидно, что это очень простая и глупая женщина.

В приемную товарища Сталина.

Прошу передать это заявление лично товарищу Сталину. Товарищ Сталин говорил обо мне на февральском пленуме…

Дорогой вождь, товарищ Сталин… Прошу вас вмешаться в дела киевской парторганизации. Враги здесь вновь набирают силу. Они сидят в своем аппарате и творят черные дела. После пленума, на котором вы говорили о Киеве, моем деле и назвали

меня «маленьким человеком», они начали меня травить. Сейчас они хотят меня политически уничтожить. Один человек, связанный с врагами народа, крикнул мне: «Я все вижу по ее глазам. Она думает одно, а говорит другое!» Я была, есть и останусь предана партии и ее Великому вождю. Вы помогли мне найти правду. Сталинская правда сильна! Сейчас я прошу вас что-нибудь сделать с киевской партийной организацией.

Иосиф Виссарионович услышал призыв о помощи. Через десять дней он указал украинским руководителям: «Обратите внимание на товарища Николаенко. Прочитайте ее письмо. Защитите эту женщину от шайки хулиганов! По моей информации, Глаз и Тимофеев не особенно надежны. Сталин». Глаза и Тимофеева арестовали, но Косиора в тот раз опасность миновала.

Вскоре на местах начали расстреливать очень много «врагов народа», и делали это очень быстро. Никита Сергеевич Хрущев, правивший в те годы Москвой, действовал активно. По его приказам был расстрелян 55 741 чиновник, что значительно превышало первоначальную политбюровскую разнарядку в 50 тысяч человек. 10 июля 1937 года Хрущев попросил у Сталина разрешения расстрелять для выполнения квоты 2000 бывших кулаков. В архивах НКВД хранятся документы, из которых следует, что Никита Сергеевич писал много просьб об арестах. К весне 1938 года благодаря Хрущеву были арестованы тридцать пять из тридцати восьми секретарей районных и городских организаций. Эти цифры дают ясное представление о том, с каким рвением он проводил чистку в столице. Поскольку Хрущев находился в Москве, то расстрельные списки он приносил прямо на стол Сталину и Молотову.

– Не может быть, чтобы врагов было так много! – воскликнул Сталин.

– На самом деле их еще больше, – ответил Хрущев, если верить Молотову. – Вы не можете себе представить, как их много в Москве.

Ашхабаду выделили квоту в 6277 расстрелянных. Местные власти перевыполнили план в два с лишним раза. Расстреляно 13 259 человек.

Сажали в тюрьмы и расстреливали в основном невинных людей. Региональные руководители отбирали жертв по собственному разумению. Своих противников они уничтожали, а друзей сохраняли. Но ведь именно этих удельных князьков, которые завели себе свиты и дворы, и хотел уничтожить Сталин. Кровожадность и усердие первых секретарей не только не спасли им жизнь, но и стали дополнительным поводом для уничтожения. Было очевидно, что через какое-то время Центр начнет вторую волну террора и направлена она будет против руководителей на местах.

Только личные ставленники Сталина, такие как Андрей Жданов в Ленинграде и Лаврентий Берия в Закавказье, могли быть спокойны за свою судьбу. Жданов был горячим сторонником версии, что в Ленинград проникли троцкисты. Правда, и он, несмотря на свой фанатизм, порой задумывался над отдельными случаями. «Знаешь, никогда не думал, что Викторов окажется врагом народа», – признался Жданов адмиралу Кузнецову. Моряк, правда, уловил в его голосе не сомнение, а лишь удивление.

Андрей Жданов стал инициатором арестов 68 тысяч ленинградцев.

Что касается Берии, то он

не нуждался ни в чьей помощи, потому что сам был профессиональным чекистом. Лаврентий Павлович тоже значительно превысил разнарядку центра. Москва требовала 268 950 человек арестовать и 75 950 – расстрелять. Позже квоту для Закавказья увеличили. Были уничтожены десять процентов грузинской компартии. Сталин хорошо знал многих из них. Лаврентий Берия лично пытал врагов. В камеру вдовы Лакобы он подбросил змею, от чего она сошла с ума. Детей-подростков забил до смерти.

Сталин недолго искал решение проблемы с руководителями на местах. Он решил поручить их уничтожение своим фаворитам. Это не только позволяло ему подавить независимость провинциальных партийных руководителей, но и давало возможность лишний раз проверить друзей на верность. Соратники не подкачали. Они разъехались по городам и весям и развернулись во всю мощь. Словно военные командиры времен Гражданской войны, руководители отправились в командировки на собственных бронепоездах с головорезами из НКВД.

Анастас Микоян, нарком внешней торговли и снабжения, имел репутацию одного из самых порядочных советских вождей. Он, несомненно, помогал жертвам террора позже и многое сделал, чтобы развенчать культ личности Сталина после его смерти. Но и он в 1937 году так же, как остальные, подписывал расстрельные списки и предлагал арестовывать сотни своих сотрудников. У Анастаса Ивановича хватило ума держаться подальше от интриг и склок. Он не лез, как коллеги, наверх, энергично работая локтями. Микоян обладал практичным умом и недюжинными организаторскими способностями. Он сосредоточился на конкретной работе в своем наркомате. Но Микоян понимал, что играть необходимо по общим правилам, поэтому послушно выполнял требуемое Сталиным.

Конечно, партийные руководители старались спасти близких друзей, но происходило это в основном уже в 1939 году, когда обстановка изменилась. В приемной Андреева, по словам его дочери, всегда толпились люди. Многим из них он якобы помог. Но Каганович честно признавался, что было крайне трудно спасать друзей и даже родственников. Главным препятствием были царившая в те годы в обществе ненависть к «врагам народа». Приходилось убивать многих, чтобы помочь единицам. Скорее всего, в этом плане Микоян сделал больше других вождей. Как-то он обратился лично к Сталину и сказал, что его друга Андреасяна дураки-следователи из НКВД обвинили в шпионаже в пользу Франции лишь за то, что того звали Наполеоном.

– Он такой же француз, как и ты! – пошутил Микоян.

Сталин расхохотался.

Ворошилов, на совести которого очень много репрессированных и расстрелянных, передал Сталину просьбу дочери арестованного друга. Вождь, как обычно, написал: «Товарищу Ежову. Проверьте!»

Отец девушки, которого выпустили на свободу, пришел поблагодарить Ворошилова.

– Страшно там? – поинтересовался красный маршал.

– Очень страшно.

Больше старые друзья этот вопрос никогда не обсуждали.

Когда Сталину надоело разбираться с просьбами соратников, он провел через политбюро запрет на подобного рода обращения. Если кто-то из вождей пытался спасти друга, главным было не дать ему попасть в руки другого руководителя. Анастас Микоян спас жизнь одному старому товарищу. Микоян умолял его немедленно уехать из Москвы, но старый большевик, как средневековый рыцарь, хотел, чтобы ему вернули меч, то есть требовал возвращения партийного билета. Он позвонил Андрееву, и тот велел вновь его арестовать.