Двор. Книга 3

Львов Аркадий Львович

Майор Бирюк неожиданно развеселился, объяснил Зиновию насчет Катерининых резонов, что слова правильные, всякому мужу доводится у себя дома слышать, так что принимать надо по существу, а форма — это уж у каждой бабы на свой покрой, на свой лад.

Зиновий сказал гостю, долго петляли по дорогам, теперь вышли на большак: насчет того, зачем сошлись за одним столом, больше вопросов нет. С этого могли и начинать, а не кружить вслепую, аукаясь друг с другом.

Андрей Петрович засмеялся:

— А могли бы не кружить, так и не кружили бы. Я к тебе для чего в гости напросился? А для того, чтобы обсудить

с соседом проблемы, которые накопились во дворе после того, как Дегтярь ушел от нас. По демобилизации мне с партучетом определиться надо. Думаю, для начала, чтоб адаптироваться на гражданке, лучше в парторганизации домохозяйства. Я уж собрался идти туда, да сообразил по дороге, что информации на руках у меня нуль целых нуль десятых.

Зиновий пожал плечами: а какая требуется информация? Крейзер, Давид Федорович, подполковник в отставке, секретарь парторганизации, милый человек, всякому жильцу готов помочь, но вся помощь — доброе слово, обещание, дальше этого не идет. И не может идти, потому что материалы, ремонт и все технари — хозяйство управляющего.

Насчет производственной стороны, сказал Бирюк, понятно, а общие проблемы быта, интересы жильцов, контроль — прямая функция парторганизации. В этом вопросе, если картина, как нарисовал Зиновий, правильная, выходит, чего-то недоработали.

— Недоработали, — подтвердил Зиновий и засмеялся, как будто придумал что-то смешное. — А привлечем майора Бирюка в парторганизацию домохозяйства, и пусть, как свежая сила, наладит доработку.

— Зиновий, — встряла по своей привычке в мужской разговор Катерина, — ну чего тары-бары разводить: ты же сам сколько говорил, что Крейзер наш, Давид Федорович, душа-человек, но сидит секретарем по инерции, у а на самом деле пора делать замену. Андрей Петрович — вот и замена.

Майор Бирюк нахмурил брови, выражение лица было веселое:

— Катерина Антиповна, ты курултай нам здесь не устраивай! Сами разберемся, где кумыс, где молоко. А с Зиновием Ионычем мы, со своей стороны, в долгий ящик откладывать не будем: соберем про курсы промкооперации полную информацию, какую площадь занимают, от кого получили ордер, на какой срок и все остальное, как положено по форме, будем добиваться включения в жилфонд двора.

Гость сказал, хорошо посидели, давно так не сидели, в бутылке остался чуток армянского, выпьем на посошок.

Посошок, однако, пришлось отложить. Старый Чепе-руха вернулся домой с внуками, увидел, что в доме у сына застолье, и заявил, такого к себе отношения он не заслужил, тем более что после покойного Дегтяря с самого начала на первое место, если не считать Малую, ставил майора Бирюка. Но даже если считать Малую, все равно майор Бирюк — это майор Бирюк, который угощал его в своем доме.

Насчет себя Иона объяснил, он не такой человек, чтобы забыть гостеприимство соседа, тем паче, что вернулся из Берлина в Одессу теперь уже навсегда. И он не выпустит соседа, пока не выпьет с ним за нашу Одессу, за наш двор.

Катерина стала дергать свекра, чтоб не задерживал гостя, тем более что за Одессу и двор будет еще случай выпить, но гость сам взял сторону старого Чеперухи, вынул из сумки бутылку «Кубанской», разлил до середины по стаканам и громко, командирским голосом, произнес:

— За Иону

Аврумовича, старейшего жильца нашего дома, который видел еще мануфактурные склады полковника Котляревского, видел своими глазами флигель в белом дворе, когда здесь еще не было никаких чужаков и никаких непрошеных гостей, которым мешают хозяева!

Иона, едва успели опрокинуть стакан, готов был броситься на гостя с объятиями:

— Бирюк, дай я тебя обниму! Ты сказал святую правду, как будто вместе с Ионой Чеперухой всегда жил в этом дворе и видел своими глазами. Если б из каждого рубля, который всякие конторы, всякие курсы-шмурсы платили за флигель, тебе и мне давали гривенник на двоих, можно было бы построить на эти деньги дачу в Аркадии или на Большом Фонтане!

— Иона Аврумович, — сказал Бирюк, — мы с твоим Зиновием потребуем от финотдела, чтобы провели проверку, пойдешь на подмогу фининспектору, и выведем на чистую воду все шахер-махеры, которые делали с жилплощадью двора под видом законной аренды.

Иона ответил, за правду он всегда стоял и готов стоять до последнего дня, сколько Бог даст сил, и никто не остановит его. Когда соседи во дворе не хотели заступиться за доктора Ланду, он остался один, и правда, в конце концов, взяла верх. Берия выпустил докторов, теперь у самого Берии какие-то неприятности по партийной линии, но Молотов, Маленков и Микита Хрущев разберутся, дадут выговор, и все вернется на свое место.

— Батя, — сказал Зиновий, — мама говорила, что наметила сегодня идти в кино Ворошилова на итальянскую картину «Полицейские и воры». За билетами каждый день на целый квартал очередь, вы останетесь без билетов. Иди.

Иона успокоил сына: пусть не волнуется, они с мамой уже взяли билеты на последний сеанс. Есть еще хороших полчаса. Он как раз успеет закончить важный разговор с соседом. Наши одесские бабы на Привозе распустили слух, что расстреляли Берию. Надо принять меры, выяснить, откуда идет слух, и наказать кого следует, чтобы раз и навсегда хорошо запомнили, что зря распускать слухи даром никому не пройдет.

— Бирюк, — обратился Чеперуха, — скажи мне прямо: я прав или я не прав?

— Иона Аврумович, — майор Бирюк протянул руку, — дай пять! Каждое твое слово на вес золота. Я всегда знал, что Чеперуха наобум словами не бросается.

— Папаша, — Катерина подошла сзади, стала обеими руками в спину подталкивать к дверям, — идите, мама уже как на иголках сидит!

Когда закрылась за Ионой дверь, Андрей Петрович сказал Зиновию:

— Батя твой выше хедера не учился, а умен. Все понимает как надо, а другой раз как будто муха укусила.

Зиновий рассмеялся: а коли известно, что укусила муха, так чего из мухи делать слона!

Гость тоже стал смеяться, признал, что получилась удачная игра слов, но посоветовал не поддаваться соблазну: слово не воробей, вылетит — не поймаешь.

Зиновий сказал, что полностью поддерживает и, со своей стороны, привел мудрость, которую любила повторять его школьная учительница истории Цецилия Соломоновна Гавиносер: не говори, что думаешь, но думай, что говоришь!

Гость уже стоял у дверей, взялся за ручку, но, выходя, успел заметить, что мудрость учительницы Гавиносер, которую привел Зиновий, это мудрость с двойным дном.