Дворец для любимой
Шрифт:
Но на фрегате есть и своя абордажная партия. Кроме того, в атаке вражеского корабля примет участие весь экипаж.
На мостике «Перста судьбы» воздух, казалось, загустел от напряжения.
Капитан Леймон Горт, стоял, неотрывно глядя на вражеский фрегат, с силой закусив нижнюю губу. Сейчас от его команд зависело очень много, и от их взвешенности, и от своевременности.
Артиллерийский офицер, стоявший у корабельного колокола чтобы в нужный момент отдать команду к залпу, сжал его язык так, что от напряжения побелели костяшки пальцев. У штурвала находилась двойная смена
А на шкафуте, где собралась абордажная команда, люди настраивались на штурм.
В такие моменты каждый настраивается по-разному. Кто-то молится, от волнения забывая и путая слова молитв, кто-то накручивает себя, вгоняя в кровь адреналин. Ну а кто-то просто посматривает на остальных, пытаясь перенять у них ту частичку мужества, которую ему не хватает. Лишь Шлон, белозубо скалясь, что-то сказал стоявшему рядом с ним Ворону, и тот, несмотря на напряженность ситуации и свою обычную невозмутимость, не смог удержаться от улыбки.
Шлон очень похудел за последнее время и сейчас выглядел примерно так, каким я его и увидел в первый раз.
Выбранный нами для атаки абдальярский фрегат рос прямо на глазах. Уже отчетливо были видны две белых полосы вдоль его правого борта, где из орудийных портов торчали стволы орудий. Вот уже разглядеть лица матросов, выстроенных на верхней палубе с оружием в руках, чтобы отбить нашу атаку…
И когда мы сблизились так, что стали видны дымки от фитилей в руках вражеских канониров, когда Леймон Горт открыл рот, чтобы отдать приказ, а его помощник отвел руку с зажатым в ней языком колокола, я во весь голос заорал:
— Отставить! Не стрелять!
Мы разошлись с абдальярским фрегатом на расстоянии половины пистолетного выстрела, и те мгновения, когда мы проходили мимо его борта, показались мне вечностью. Ведь если сейчас по нам дадут залп, залп в упор картечью, с дистанции, лучше который попросту не бывает, мы потеряем те крохотные шансы победить, что у нас имелись.
Хорошо были видны бледные от напряжения лица экипажа абдальярца, блестевшие золотом отделки кирасы офицеров на мостике корабля, что тоже имели белые, как мел физиономии, и даже какого-то матроса, судя по сложению юнгу, рухнувшего на колени, уткнувшегося лбом в доски палубного настила, и прикрывшего голову сверху скрещенными руками, в ожидании нашего залпа.
Пахнуло дымком из высокой трубы камбуза, запахом пригоревшего варева, и мы разошлись.
Время сразу вернулось в свои привычные рамки, и я склонился над картой. Абсолютно ничего меня в ней не интересовало, но надо же было спрятать от всех выражение лица в тот момент, когда я совершенно не представлял, какое оно именно.
И мы, и фрегаты Абдальяра продолжали следовать своими курсами, и только через некоторое время Горт решился задать вопрос:
— Господин де Койн, как вы поняли, что они не будут стрелять?
В ответ я только развел руками: самому бы знать.
Уже заходя в кормовую надстройку, я услышал приглушенный басок Шлона, окруженного членами абордажной команды:
— Абдальярцы
«Вот же балабол», — подумал я. Когда я открывал двери адмиральской каюты, руки ощутимо подрагивали.
В столице Трабона меня ждала кавалерийская бригада фер Дисса, те мои люди, которых я не брал с собой в Абдальяр, и двое суток непрекращающихся встреч и разговоров, когда почти не было времени хоть немного поспать. А затем наступила пора бешеной скачки на север, когда снова отставших не ждали.
Ворон по-прежнему оставался в Дрондере, но моя новая лошадь мало в чем ему уступала, по крайней мере, не статью. Окрас у коня был редкостного солового цвета со звездами, прежде звали его Аврег, и я сразу же перекрестил его в Абрека, уж слишком по-разбойничьи он косил глаза. Красивый конь, с крутым норовом, шеей дугой, в глазах огонь, и поступь такая грациозная, к тому же иноходец. Но мне бы кобылку какую сейчас посмирнее, и я с тоской вспоминал Мухорку, мою первую лошадь в этом мире.
По земле я передвигался уже с тростью, рана на ноге заживала, а вот с коня после целого дня езды меня порой снимали на руках. И потом долго еще приходилось ее массировать, чтобы боль ушла.
Посланные вперед гонцы, что должны были передать новому дормону требование о нашей встрече, повстречались нам уже возвращающимися, но вардов, когда мы прибыли в назначенное место, не оказалось.
И пришлось повернуть на запад, в надежде обогнать, и оказаться на их пути.
Варды проходили по землям Трабона стремительно, частенько оставляя за собой пепелища деревень и разоренные небольшие городки. Крупные города степняки старательно обходили стороной, ведь там они вполне могли получить отпор.
Наконец, мы встретились. Встреча произошла в речной долине с невыразительным названием, которое сразу же вылетело у меня из головы, как только мне его сообщили.
Встреча произошла под вечер, и все шло к тому, что пора было становиться на очередной ночлег, когда из-за окружающих холмов показались всадники.
Их появлялось все больше и больше, а они все не заканчивались.
— Так, к вардам присоединились и тугиры, вот в чем причина их многочисленности, — присмотревшись, понял я. — Тугиры тоже решили принять участие в доброй охоте за золотом и синеглазыми светловолосыми красавицами с гладкой белой кожей. Быстро же они спелись.
Как мгновенно все может измениться! Ведь тугиры чуть ли не вчера были злейшими врагами вардов. А сам я. Еще и месяца не прошло, как я мечтал поскорее разгромить Трабон, и вот на тебе, вынужден его защищать.
А кочевники все не было конца. Наконец, окружив сплошным кольцом наш отряд, остановившийся у самого берега небольшой мелкой речушки с каменистым дном, они замерли. То, что нас не признают, я не опасался, нас легко опознать по знаменам.
Но беспокойство их действия все же вызывали. Их много, они привыкли к легким победам, ведь сопротивления они почти не имели, место здесь достаточно уединенное, и прибыли мы сюда для того, чтобы их остановить.