Дворец грез
Шрифт:
— Ту, ты прекраснейшая женщина в Пи-Рамзесе, — прошептал он, подводя меня к гостям.
И только тогда я осознала, какая тишина воцарилась в комнате. Шесть пар глаз были прикованы ко мне, мужских глаз, оценивающих и любопытных. Я подняла подбородок и взглянула на них так надменно, как только смогла. Гуи тайком сжал мою руку.
— Госпожа Ту, — объявил он спокойно, — Мой друг и помощница. Ту, эти люди тоже мои друзья, за исключением генерала Паиса, он мой брат, и ты, возможно, уже слышала о нем.
Паис неловко выбирался из-за своего низкого столика, высокий, возмутительно красивый
— Очень приятно наконец познакомиться с тобой, — сказал он, растягивая слова. — Гуи много рассказывал мне о необычайно красивой и невозможно умной девушке, которую он прячет от людских глаз в своем доме. Он охранял тебя так ревностно, что я и не думал когда-нибудь встретиться. Но… — он игриво поднял палец, — ожидание стоило того. Позволь мне представить тебя еще одному военному человеку, моему товарищу по оружию, генералу Банемусу. Он командует лучниками фараона в Куше.
Банемус тоже был высокий, с крепким телосложением солдата. Он поднялся и поклонился, движения его были резкими и уверенными, но из-под копны кудрявых темных волос, скрепленных пурпурной лептой, смотрели добрые глаза. Уголок его рта пересекал красный шрам, до которого он время от времени рассеянно дотрагивался пальцами. Шрам казался свежим.
— Сейчас в Куше нечем особо командовать, — с улыбкой парировал он слова товарища. — На юге стало спокойно, и моим людям там нечего делать, кроме как бесконечно слоняться по улицам, беззаботно играть в азартные игры и время от времени ссориться друг с другом. Теперь фараон настороженно вглядывается в сторону востока.
— Лучше бы ему вглядываться внутрь своей страны, — резко перебил его другой человек, выступая вперед.
Он отвесил сухой официальный поклон, бесцеремонно оглядев меня с ног до головы. Своей манерой двигаться он напомнил мне голубя.
— Прости, Ту, — сказал он. — Я Мерсура, первый советник Могучего Быка и один из его советников. Когда все мы, здесь присутствующие, собираемся вместе, нам трудно удержаться и не начать горячо спорить, потому что но роду своей деятельности каждый из нас по-своему видит пути решения тех или иных проблем. Счастлив познакомиться с тобой.
Он откинулся на подушки, и я почувствовала, как Гуи обнял меня за плечи.
— Это твой столик, между мной и Паисом, — мягко сказал он и подвел меня к столику. Он щелкнул пальцами, и появился молодой раб, принес мне вино и вручил букет цветов. — Прежде чем ты сядешь за столик, я представлю тебе остальных гостей.
Позади него застыли еще трое мужчин, и я в ожидании повернулась к ним.
— Это Паибекаман, главный управляющий ныне живущего Гора; это Панаук, царский писец гарема, а это Пенту, писец Обители Жизни. [66]
66
Обитель
Они молча приветствовали меня, и я пробормотала, что очень рада знакомству. Они вежливо обрадовались, все время, пока я усаживалась за столик, ставила цветы на пол рядом с собой, отпивала вино из бокала, они пристально наблюдали за мной. Особенно угрюмым и задумчивым выглядел главный управляющий, что было следствием не только его ужасно высокого положения при дворе. Он наблюдал за мной холодно и совершенно невозмутимо. Сначала я была напугана, так неожиданно окунувшись в общество высокопоставленных мужей, и смиренно терпела их разглядывание, но скоро оно стало меня раздражать.
— Скажите, господа Египта, у меня что, на носу какой-то изъян? — радостно спросила я, и напряжение в комнате разрядилось.
Паис смешливо хрюкнул. Гуи сдавленно фыркнул. Главный управляющий Паибекаман снова отвесил мне поклон, на этот раз чуть более уважительно.
— Прошу прошения, Ту, — сказал он с ледяной усмешкой. — Я не часто впадаю в подобную непочтительность. Позволь сказать, что твоя красота — это что-то потрясающее. Дворец полон самых прекраснейших женщин страны, но ты очень необычна.
— О да! — ответила я, когда он вернулся к своему столику. — Действительно, давайте поговорим об этом, господин Паибекаман! И позвольте мне в свою очередь сказать, что для меня большая честь ужинать в обществе таких выдающихся людей.
Я подняла бокал и выпила за них, а они выпили за меня. Гуи подал знак, и в дальнем конце комнаты начали играть музыканты. Из дверей вереницей потянулись слуги, нагруженные подносами, от которых поднимался нар, и начали расставлять блюда. Паис наклонился ближе ко мне.
— Ту, не думай, это была не просто лесть, — заверил он меня, — Ты на самом деле восхитительна. Откуда у тебя такие синие глаза?
Пока в мою тарелку накладывали деликатесы и наполняли мой бокал, я рассказала ему о том, что мой отец из либу, потом спросила о его семье. Он довольно охотно поведал мне о Кавит, их с Гуи сестре, об их родителях и предках, которые жили в Дельте много хентис, но вскоре снова перевел разговор на меня, предлагая мне рассказать о себе, и я, слегка поколебавшись, согласилась, помня, что Гуи сидит совсем рядом. Я ожидала от него упрека, но его не последовало, Гуи спокойно ел.
Разговор иногда перетекал на другие темы, но потом снова возвращался к моей персоне, и я начала осознавать, что меня мягко, но умело подводили к тому, чтобы я больше рассказала о себе. Я была центром всеобщего учтивого внимания. Я чувствовала себя диковинкой, бабочкой, выпорхнувшей из заточения, — сладостное ощущение. Еда была превосходная, вино опьяняющим, музыка сливалась с оживленными мужскими голосами; мне нравились пристальные мужские взгляды, блеск пота на их руках и в ключичных ямках; чем дольше длилось веселье, тем больше они потели. Мне казалось, что моя застенчивость прошла, я шутила и смеялась вместе с ними.