Дворец любви. Умы Земли. Большая планета
Шрифт:
Сердечно раскланявшись с ним, Джерсен открыл конверт. Он извлек две фотографии, переснятые с тех, что хранились в школьных архивах. В первый раз Джерсен увидел угрюмое лицо Фогеля Фильшнера. Смоляные брови нависали над горящими углями глаз, уголки рта изгибались книзу. Далеко не красавчик: длинный висячий нос, по-детски пухлые щеки, черные волосы давно не стрижены, слиплись в неряшливые пряди. Антипод того образа Виоля Фалюша, который сложился в воображении публики. Однако именно так выглядел пятнадцатилетний Фогель Фильшнер. С тех пор, без сомнения, многое изменилось.
Другая фотография изображала
Джерсен почти равнодушно пробежал глазами сведения об остальных соучениках Фогеля Фильшнера и вернулся к фотографии Игрель Тинси. Обладай Зан Зу хоть каплей кокетства, сходство было бы полным. И это не случайность.
Кирт вновь отправился на бульвар Кастель-Вивьенс. Был ранний вечер. Лучи заката все еще золотили воду. Брандвахта пустовала, никто не откликнулся на призыв Джерсена. Он нажал на кнопку и зашел в каюту. Сам собой зажегся свет. Как и следовало ожидать, номер видеофона был СОРА-6152. Чертов Наварх! Рядом лежала записная книжка. Джерсен перелистал ее, но не нашел ничего стоящего внимания. Он осмотрел стены, задние поверхности полок, верхнюю планку телеэкрана, надеясь, что Наварх где-то нацарапал номер, который не доверил записной книжке. Ничего… На полке Кирт отыскал пухлую папку. Баллады, оды, дифирамбы… «Плач по жестоким», «Я — бродячий менестрель», «Они проходят», «Сон Друзиллы», «Облачные замки и тревога тех, кто живет под ними, потому что предметы могут упасть».
Джерсен отложил папку и направился в спальню. Потолок украшала фотография обнаженной женщины, вдвое больше натуральной величины. Руки раскинуты в стороны, ноги вытянуты, волосы развеваются, словно она плавает в невесомости. Гардероб Наварха составляли костюмы всех стилей и расцветок, столь же разнообразны были и головные уборы. Джерсен обшарил тумбочки и секретеры, нашел множество самых неожиданных, но бесполезных предметов.
Рядом были еще две маленькие комнаты, меблированные в спартанской манере. В одной из них воздух пропитывал сладкий запах духов — фиалки или лилии? В другой у окна, выходящего на реку, стоял письменный стол. Здесь Наварх, очевидно, сочинял стихи: столешница была вся исчеркана заметками, именами, метафорами и аллитерациями. В этой мешанине и за день не разберешься.
Джерсен вернулся в главный салон, налил себе стакан отличного муската Наварха, пригасил свет и расположился в самом удобном кресле.
Прошел час. Последние отблески заката погасли в небе, огни Дюрре заплясали на волнах. За сто ярдов от берега появилось что-то темное — лодка! Она приблизилась к брандвахте, раздался скрип швартовых и шаги по палубе. Дверь отворилась, в полутемный салон вошла Зан Зу. Она отшатнулась в испуге, но Джерсен схватил ее за руку.
— Подожди, не убегай. Я ждал тебя, чтобы поговорить.
Зан Зу успокоилась и вошла в салон. Джерсен зажег верхний свет. Девушка осторожно опустилась на край стула. Сегодня на ней были черные брюки и темно-синий пиджак, волосы стягивала черная ленточка, лицо казалось гипсовой маской.
Джерсен вглядывался в застывшие, правильные черты.
— Ты голодна? — Она кивнула, —
В ближайшем ресторане девушка накинулась на еду с таким аппетитом, что развеяла все опасения Джерсена по поводу ее здоровья.
— Наварх называет тебя Зан Зу — так тебя зовут?
— Нет.
— А как тебя зовут?
— Не знаю. Не думаю, что у меня есть имя.
— Что? Нет имени? Имя есть у каждого.
— У меня нет.
— А где ты живешь? У Наварха?
— Да, сколько я себя помню.
— И он никогда не говорил, как тебя зовут?
— Он называл меня разными именами, — сказала Зан Зу довольно уныло. — Вообще-то мне нравится не иметь имени, я та, кем хочу быть.
— А кем ты хочешь быть?
Она кинула на собеседника сардонический взгляд, пожала плечами. «Не слишком разговорчивая особа», — подумал Джерсен.
Внезапно девушка спросила:
— Почему вы интересуетесь мной?
— По разным причинам, сложным и простым. Во-первых, ты хорошенькая.
Зан Зу некоторое время обдумывала это утверждение.
— Вы действительно так считаете?
— А что, тебе этого никто не говорил?
— Нет!
«Странно», — мелькнуло в голове у Джерсена.
— Я говорила только с несколькими мужчинами. И женщинами. Наварх предупреждал, что это опасно.
— Почему?
— Работорговцы. Я не хочу быть рабыней.
— Понятно. А меня ты боишься?
— Немножко.
Джерсен подозвал официанта и, по его совету, заказал огромный кусок вишневого пирога с сиропом, который поставил перед Зан Зу из Эриду.
— Ну ладно, — продолжал он. — А в школу ты ходила?
— Недолго.
Из рассказа девушки Джерсен узнал, что Наварх таскал ее по всему миру, выбирая странные уголки: одинокие деревеньки, острова, серые города севера, курорты Синьянга, море Сахары, Левант. Были какие-то случайные наставники, семестр или два в диковинной школе, а в основном — чтение книг Наварха.
— Не слишком ортодоксальное образование, — заметил Джерсен.
— Оно мне вполне подходит.
— А Наварх — кем он тебе приходится?
— Я не знаю. Он всегда был со мной. Иногда он… добрый, а иногда… вроде бы ненавидит меня… Я не понимаю, да и не интересуюсь этим особенно. Наварх — это Наварх.
— Он никогда не упоминал твоих родителей?
— Нет.
— А ты его спрашивала?
— О да! Несколько раз. Когда он трезв, говорит очень пышно: «Афродита вышла из морской пены, Лилит была сестрой древнего бога, Арренис возродилась к жизни, когда молния ударила в розовый куст». И я сама могу выбрать источник своего происхождения, — Джерсен слушал, пораженный. — Когда Наварх пьян или занят своей поэзией, он пугает меня — говорит о каком-то путешествии. Ничего не объясняет, но это должно быть что-то ужасное. Я не хочу ехать.
Она замолчала. Их беседа, отметил Джерсен, не испортила ей аппетита: от пирога не осталось ни крошки.
— Он когда-нибудь упоминал человека по имени Виоль Фалюш?
— Возможно. Я не слушала.
— Фогель Фильшнер?
— Нет… Кто эти люди?
— Это один и тот же человек. Носящий разные имена. Ты помнишь того типа у стойки в кафе «Небесная гармония»? — Зан Зу потупила глаза в кофейную чашку и задумчиво кивнула. — Кто это был?
— Я не знаю. Почему вы спрашиваете?