Дворец наслаждений
Шрифт:
— Откуда генерал узнал, что я просил вас принять меня, господин? — спросил я.
Лицо под белой маской задвигалось. Жрец улыбнулся.
— Разумеется, это я сказал ему. Мы часто вместе обедаем и обсуждаем разные вещи. Когда нет ничего особенно важного, мы рассказываем друг другу о нашей жизни. И я подумал, что ему будет интересно услышать, что один из офицеров его гвардии решил пойти к прорицателю. — Он шевельнулся. — А ты хотел бы увидеть мое лицо, Камен?
Я почувствовал, как по телу побежал холодок.
— Вы играете со мной, — ответил я. — Если вы хотите показаться
На этот раз жрец глухо рассмеялся.
— Тебе нужно быть царедворцем, — заметил он. — Но ты прав. Я играю с тобой. Прости. Однако спрашиваю вновь: чего ты от меня хочешь? Кстати, можешь сесть.
Рука в белой перчатке указала на стул, стоящий перед столом. Поклонившись, я сел, поставив свой эбеновый ларец на колени. Теперь, когда наступил подходящий момент, я не мог найти нужные слова.
— Я сирота, — запинаясь, начал я. — Мои приемные родители взяли меня в свою семью, когда мне было несколько месяцев от роду…
Жрец положил руку на стол ладонью вверх.
— Не будем терять время. Твоего отца зовут Мен. Как и ты, он честный человек, который сколотил себе большое состояние с помощью страсти к приключениям и способностей к торговым операциям. Он один из моих самых надежных поставщиков редких трав и лекарств. Твою мать зовут Шесира, она добрая египтянка, которой не нужно от жизни ничего, кроме хорошего дома и семьи. У тебя есть старшая сестра по имени Мутемхеб и младшая, которую зовут Тамит. Как видишь, в твоей семье нет ничего необычного. Что же тебя беспокоит?
Правила вежливой беседы для этого человека явно не имели никакого значения. Он умел читать в человеческом сердце, а также видеть своего собеседника насквозь. Несомненно, общаясь с сильными мира сего, он мог быть гибким и мягким, как великолепно выделанный папирус, но при этом смотрел на людей глазами холодного оценщика, не испытывающего ни малейшей жалости к своим просителям.
— Да, господин, — сказал я. — Мне нравилась моя жизнь, в которой у меня не было ни в чем недостатка, но с недавних пор мне стал сниться один сон…
Я подробно описал свои ночные видения, руку, выкрашенную хной, женский голос и мое растущее убеждение в том, что ко мне приходила и говорила со мной моя родная мать.
— Я ничего не знаю ни о ней, ни о моем родном отце, — закончил я свой рассказ. — И мой приемный отец тоже ничего не знает…
Жрец сразу заметил мою нерешительность.
— И ты считаешь, что твой отец знает больше, чем говорит тебе, — спокойно сказал он. — А раньше ты спрашивал его о своем происхождении?
— Нет. Я спросил только тогда, когда начались эти сны.
И, захлебываясь собственными словами, я начал сбивчиво рассказывать прорицателю и о ночном разговоре с отцом, и о замечаниях Тахуру и ее желании найти наш брачный договор, и о своих собственных подозрениях; он слушал, не перебивая и не шевелясь, продолжая упорно смотреть мне в глаза, как светит солнечный луч в ясный полдень.
— Опиши кольца на той руке. Опиши голос, — велел он. — Если можешь, опиши линии на ладони той руки. Мне нужно четко представлять себе, что ты видел.
Я рассказал,
— Значит, ты не хочешь знать свое будущее, — сказал он. — Ты хочешь знать, кто была твоя мать и, возможно, твой отец. Откуда они были родом. Какими они были. Ты задал мне трудную задачу, офицер Камен.
Эти слова я расценил как вопрос относительно моей платы за аудиенцию, поэтому, наклонившись вперед, я откинул крышку эбенового ларца.
— Я принес вам свою самую ценную вещь, — сказал я, — но я не боюсь с ней расстаться, ибо ваш дар стоит подобной жертвы. Мой отец купил это в Ливии.
Жрец даже не взглянул на кинжал.
— Оставь эту безделушку себе, — сказал он, вставая, и поправил свои белые одежды. — Мне не нужна плата. Ты уже оказал мне одну неоценимую услугу, хотя и не догадываешься об этом. — Я встал вслед за ним и слегка попятился, когда жрец подошел ко мне. — Следуй за мной, — сказал он.
Мы повернули направо и по коридору вышли в темный сад, где на верхушках деревьев еще играли алые отблески заката; через несколько минут мы оказались на небольшой площадке, посреди которой находился простой каменный пьедестал. На нем стояли ваза, большой кувшин и горшок с крышкой. Подойдя к пьедесталу, прорицатель взял кувшин и плеснул из него воды в вазу.
— Встань возле меня, но не слишком близко, — приказал он. — Не двигайся и ничего не говори, только отвечай на мои вопросы.
Я стоял, вдыхая запах жасмина, который поплыл в воздухе, когда жрец открыл горшок. Наверное, отсюда и исходил запах, пропитавший все его тело. Я смотрел, как прорицатель осторожно капнул на поверхность воды немного масла, подождал, пока оно осядет, посмотрел на небо, которое быстро светлело, приобретая прозрачный светло-голубой цвет, и склонился над вазой, обхватив руками пьедестал.
— Хвала Тоту, — услышал я. — Тому, кто управляет правосудием, наказывает преступление, дает вспомнить то, что забыто. Хранителю времени и вечности, чьи слова остаются навсегда. Слушай меня, Камен. Медленно и подробно расскажи о своих снах с самого начала. Ничего не упускай. Говори так, будто видишь их сейчас.
И я заговорил, сначала неуверенно и робко, но затем страх улетучился и мой голос зазвучал увереннее, смешиваясь с теплым вечерним ветерком, который нежно прикасался к моему лицу и шевелил края одежды моего господина. Я почувствовал, что словно растворяюсь, теряю свою телесную оболочку, мне казалось, что говорю не только я, что вместе со мной говорят темные деревья сада и камни у меня под ногами. Вскоре в мире не осталось ничего, кроме моего голоса и моего сна, и этот голос и сон смешались, став одним целым, а я больше не был человеком из плоти и крови, я превратился в призрак юноши, который стоял в ночном саду, находясь между реальностью и миражом.