Дворец вечности
Шрифт:
Резервист оторвался от своей выпивки.
— Опять ты, Молен? Как это ты оказываешься в каждом баре, куда я захожу?
Молен повторил свое замечание слово в слово.
— Не думаю, чтобы какая-нибудь женщина пошла за тебя, — кисло комментировал резервист.
— Ш-што ты сказал?
Низкий голос Молена прозвучал во внезапно затихшем баре.
У резервиста, видимо, были какие-то зачатки воображения.
— Я сказал, что если какая-нибудь баба и выйдет за тебя, то только та, что может остаться в безопасности в одной камере с бандой насильников.
— Ш-ш-што ты сказал?
— Я
Резервист сделал пренебрежительный жест и вернулся к своему стакану.
— Ну-ка повтори.
Резервист поднял глаза к потолку, но не сказал ничего.
Тевернер заметил, что бармен в белой куртке исчез в телефонной будке. Рыжий издал нечленораздельный рев и начал прокладывать себе путь через бар. Он протянул громадную, поросшую оранжевым пухом руку к ближайшему к нему человеку, отшвырнул его и двинулся к следующему. Пока он откинул четырех клиентов Жаме со своего пути, остальные бросились прочь от стойки. Никто и не подумал возражать против поведения гиганта.
Группа, собравшаяся вокруг Лиссы и Шелби, отхлынула от места действия в возбужденном волнении; сверкающие и звенящие девушки хихикали. "Нереально, — подумал Тевернер, — словно часть какого-то скверного фильма". Он взял свой стакан и приготовился подойти к Лиссе, когда заметил торжествующий взгляд Шелби.
— Правильно, Мак, — успокаивающе сказал Шелби, — идите сюда, здесь безопасно.
Пораженный Тевернер, ругаясь про себя, поставил стакан обратно.
— Не глупите, Мак, — сказала Лисса с чуть заметной тревогой, — не стоит.
— Правильно, Мак, не стоит, — передразнил Шелби.
— Заткнись! — крикнула Лисса.
Тевернер повернулся к ним спиной и наклонился над стойкой, яростно глядя в стакан. "Что происходит со мной? Почему я позволяю типам вроде Шелби…"
Рука, напоминающая экскаваторный ковш, сомкнулась на левом плече Тевернера и потащила его. Тевернер напряг мышцы, вцепившись в гладкое дерево стойки, и рука соскользнула с его плеча. Рыжий недоверчиво хрюкнул и снова схватил плечо Тевернера. При первом контакте Тевернер оглядел рыжего, определил, что тот умелый, но не особенно одаренный боец в рукопашной, и решил применить метод, которым можно быстро оттолкнуть нападающего, не нанося ему большого вреда. Он отклонился в сторону, а его правый кулак ударил в выпуклые мускулы как раз под ребрами. Рыжий был слишком высок и тяжел, чтобы упасть назад; он рухнул вертикально, словно ему подрубили ноги, но затем, придя в себя, вскочил и нацелился схватить Тевернера за горло. Тевернер нырнул под смыкающиеся руки и, быстро восстановив равновесие, хотел нанести удар, когда услышал за собой знакомый недовольный вой станнера. Он успел обернуться и увидеть, что в него стрелял белолицый резервист.
Затем бар Жаме накрыла тьма.
По всем правилам, Тевернер должен был потерять сознание немедленно, но он много раз в жизни получал заряды станнера, и его нервная система почти научилась противостоять жестокому шоку. Почти, но не совсем. Был период, когда свет не направлялся, а кружился над Тевернером, как звук; голоса, шум бара внезапно приобрели полярность и стали ничего не означающими радиальными струями вибрации.
Спустя вечность, пришло сознание.
— Он в порядке? — спросил женский голос.
— В порядке. Как насчет монеты?
— Вот. Вы уверены, что не причинили ему вреда?
— Угу. Но я не уверен насчет Молена. Вы не сказали, что этот парень гладиатор.
— Забудьте о Молене, — сказала женщина. — Вам обоим хорошо заплатили.
Тевернер тяжело вздохнул. Он узнал голос Лиссы, и боль от измены осталась с ним, когда он снова погрузился в темноту.
Глава 2
Камера была восьми квадратных футов и настолько новая, что Тевернер различал мелкие спирали блестящего чистого металла в углу за туалетными приспособлениями.
Пахло резиной и пластиком, здесь явно никто не бывал до Тевернера.
Последний факт показался ему неопределенно-тревожным — не было возможности узнать, где он.
Эта камера, бесспорно, не в здании Центральной полиции, не в комплексе Федеральной администрации в южной части города. Тевернер видел и то и другое, работая по ремонтным контрактам, и помнил, что камеры там больше, более старые, и с окнами. Кроме того, ни полиция, ни люди Федерации не оставили бы его одного так надолго. Его часы показывали, что прошло почти пять часов с тех пор, как он пришел в себя и обнаружил, что лежит одетый на длинном эластичном зеленом пластике, служившем постелью.
Он встал и стукнул ногой по двери. Невыразительный белый металл принял удар со звуком, намекавшим на массивность. Тевернер выругался и снова лег, уставившись в люминесцентную плоскость потолка.
Это был голос Лиссы. Точно. Лисса заплатила резервисту, чтобы вызвать Тевернера и нокаутировать. В Жаме была разыграна настоящая мелодраматическая сцена. Зачем? Зачем было Лиссе приезжать к нему, выпив сначала спаркса, пытаться обольстить его, затем, потерпев неудачу, затащить его в бар, где она же поставила ему ловушку?
Шутка? Она знала, что компания Шелби заходила довольно далеко в своих шутках, но Лисса явно не равнялась по ним. А может, равнялась? Тевернер неожиданно понял, что он, в сущности, мало что знал о Лиссе Гренобль. А сейчас он даже не знал, ночь или день…
В нем снова вспыхнула злость. Он спрыгнул с постели и Ударил всем телом в дверь. В ней открылась маленькая панель. Через отверстие на него смотрела пара твердых серых глаз.
— Откройте дверь, — резко сказал Тевернер, скрывая изумление. Выпустите меня отсюда.
Глаза, не мигая, посмотрели на него, затем панель захлопнулась. Через несколько секунд дверь распахнулась.
За ней стояли трое в темно-серой форме пехоты. Один был тяжеловесный сержант; на чисто выбритом, но синем подбородке виднелся старый лазерный шрам. Двое других — рядовые; они носили оружие с беспечностью, которая никого не могла обмануть. Все трое смотрели враждебно и настороженно.
— Что, к дьяволу, здесь происходит? — спросил Тевернер, сознательно пользуясь интонациями, которые дали бы понять опытному уху, что он тоже был военным.