Дворец ветров
Шрифт:
– Вот. Теперь у каждого из нас есть талисман. И однажды, когда я вернусь, мы склеим половинки и…
– Довольно, – резко прервал Кода Дад. – Возвращайся в постель, Каири-Баи. Если тебя хватятся и поднимут шум, нам всем конец. И мальчику нельзя мешкать ни минуты: он должен проделать длинный путь до захода луны. Попрощайся с ним и беги обратно.
Маленькое личико Каири горестно сморщилось, и слова, которые она пыталась сказать, потонули в потоке слез. Тогда Аш, ужасно сконфуженный, торопливо проговорил:
– Не плачь, Джули. Однажды я вернусь, обещаю.
Он быстро обнял девочку, подтолкнул ее к Хира Лалу, молча стоявшему в тени, и горячо сказал:
– Пожалуйста,
– Да-да, малый. Я знаю. Я прослежу. Тебе пора.
Когда Хира Лал выступил из тени на лунный свет, его серый ачкан слился с ночным небом, а лицо и руки приобрели сероватый оттенок резного мрамора – и на мгновение Ашу показалось, что он видит перед собой призрака и что Хира Лал уже превратился в воспоминание. По спине у него пробежали мурашки, и он впервые ясно осознал, сколь многим обязан этому человеку, питавшему к нему искреннее расположение. И Кода Даду, и Каири, и всем остальным, кто хорошо относился к нему: сокольникам, саисам, погонщикам слонов и всем своим друзьям и знакомым по прежней счастливой жизни в городе. Странное дело, но только сейчас, когда он покидал Гулкот, Аш понял, что хороших дней у него здесь было почти столько же, сколько плохих.
Огромная черная жемчужина в ухе Хира Лала тускло блеснула, когда ее владелец пошевелился, а когда на нее упал лунный свет, она засияла, словно осколок опала или слеза, и Аш уставился на нее немигающим взглядом, стараясь не расплакаться и задаваясь вопросом, когда же он увидит эту жемчужину снова – если вообще увидит когда-нибудь…
– Поторопись, малый, – отрывисто проговорил Хира Лал. – Час уже поздний, и тебе нельзя терять ни минуты. Ступай же, и да пребудут с тобой боги. Намаете [11] .
11
Намаете – традиционный индийский жест, выражающий уважение: соединение ладоней на уровне груди с одновременным легким наклоном головы.
– Там петля на конце. Поставь в нее ногу – вот так – и крепко держись за веревку, – приказал Кода Дад. – Когда достигнешь скал, найди прочную точку опоры, прежде чем начать спускаться. Дальше тебе придется труднее, но, если будешь двигаться медленно и постараешься не поскальзываться на козьих тропах, у тебя все получится. Да поможет Всемилостивый тебе и твоей матери благополучно добраться до безопасного места. Не забывай нас. Прощай, сын мой. Кхуда Хафиз! [12]
12
Да хранит тебя Бог!
Он обнял мальчика, и Аш наклонился и дотронулся дрожащими руками до его стоп, а потом быстро отвернулся, для видимости поправляя на спине тяжелую котомку с одеждой, чтобы Кода Дад не заметил слез в его глазах. Он слышал позади судорожные всхлипывания Каири, охваченной безутешным детским горем, и, поглядев вниз, внезапно пришел в ужас при виде зияющей под ногами пустоты и поросшего кустарником скалистого склона, круто, почти отвесно уходящего к равнине.
– Не смотри вниз, – предостерег Кода Дад. – Смотри наверх!
Аш с трудом оторвал взгляд от бездны под ногами
– Прощай, Ашок. Прощай. Ты ведь вернешься, правда? Кхуда Хафиз!.. Кхуда Хафиз!.. Гити Рахо… Гити Рахо! [13]
13
Индусская форма благословения, буквально: живи долго.
Она свесилась с края Королевского балкона, и ее слезы закапали на лицо мальчику. Но вот наконец он коснулся ногами камней у подножия стены, прочно на них утвердился и отпустил веревку, тотчас поползшую наверх. Аш в последний раз помахал рукой трем своим друзьям, наблюдавшим за ним с высоты, а потом повернулся и принялся пробираться вниз между камнями и колючими терновыми кустами в поисках еле заметной тропы, которую он разглядел с балкона днем, когда намечал свой путь вниз по склону.
6
Расстояние от подножия стены до равнины не превышало двухсот ярдов, но Ашу потребовался почти час, чтобы преодолеть его. Один раз он едва не попал в беду, потеряв равновесие на крутом участке склона, покрытом глинистым сланцем, и потратил немало времени, чтобы выползти с него на более безопасное место. Но после этого он стал двигаться осторожнее и в конце концов достиг равнины – запыхавшийся, исцарапанный, весь в синяках, в изодранной в клочья одежде, но с неповрежденной котомкой.
Он видел высоко над головой крепостную стену, подобную отвесной скале, и темную громаду Павлиньей башни, но Королевский балкон, скрытый в густой тени, был неразличим, и Аш знал, что там уже никого нет. Возможно, никто никогда больше не придет в это место, разве что Джули будет порой наведываться туда из сентиментальных чувств. Но вряд ли часто: ведь она всего лишь ребенок и со временем все забудет, и балкон опять станет пустынным и заброшенным, каким был до того, как они с Джули нашли его. Все переменится. Лалджи станет мужчиной, а нотч постареет, растолстеет и утратит красоту, а вместе с ней и свою власть. Кода Дад уйдет в отставку, и должность управляющего конюшнями займет человек помоложе. Хира Лал тоже состарится, а старый раджа однажды умрет, и Лалджи взойдет на престол. Только Дур-Хайма не изменится. Пройдут месяцы, годы, века, Дворец ветров разрушится до основания, но Далекие Шатры будут стоять на прежнем месте, вечные и неизменные.
Аш опустился на колени на каменистую землю и в последний раз низко поклонился горам, коснувшись лбом праха, как делал Кода Дад, молясь Аллаху. Потом он поднялся на ноги, закинул котомку за спину и двинулся по залитой лунным светом равнине к чинаровой роще за городской чертой.
Сита не подвела его, как не подвел и Хира Лал. Крепкая деревенская лошадь стояла на привязи в тени деревьев, рядом томилась тревожным ожиданием Сита, прижимая к груди тяжелый узел с пищей и одеждой для путешествия, купленными днем на базаре. При лошади находился незнакомый мужчина, который не назвал своего имени, но вручил Ашу маленький пакет – от Хира Лала.