Дворянин без титула
Шрифт:
— И что, даже подарки не работают? Любят девки подарки, ты это учти на будущее.
— А я ей ничего не дарил, — буркнул парень, — Один раз раков наловил, крупных, так ей полкорзины отдал, она их матери снесла, а мне две большие репы в обрат притащила. Ох и сладкие были!
— Понятно всё с тобой, — вздохнул я, — У тебя хоть деньги-то есть?
— Пять копеек при себе имею, — почто что гордо отозвался Прошка.
— О, и что на них можно купить? — издалека начал я ликбез по вопросам цен, о которых мой провожатый мог
— На пять копеек можно дюжину карамельных петушков на палочке купить, а если на копейку брать, то только два дают, — важно начал Поползень с самого главного.
— Так ты считать умеешь?
— А то. Меня три зимы считать и писать учили. А я что. Пусть учат. Всё веселее, чем в хате при лучине сидеть.
— Неплохо, а ещё что на пять копеек можно взять?
— Если поторговаться, то полпуда рыбы речной, мелкой, — начал загибать Поползень пальцы, — Полдюжины обычных свечей. Пару — тройку аршин бязи. Четыре кирпича, но это вряд ли, там ещё копеечку придётся накинуть, и то со скрипом продадут.
— Погоди, а ты откуда про цены на кирпич знаешь?
— Батя мой позапрошлый год печь русскую в нашем доме построил. Теперь у нас красота, а не жизнь, и старшим легче. Раньше же мы всей семьёй на одних полатях спали. А как старший брат женился, да жёнку в дом привёл, одна ругань по утрам стояла. Что отец с матушкой, что брат с женой — все не выспавшиеся ходят. Зато как нас на полатях не стало, так старшие перегородку спроворили, чтобы друг другу не мешать.
— С этим понятно, ты про цены рассказывай, — подивился я лишний раз спокойному отношению деревенских детей к взрослой жизни.
— Так я не так много знаю. Кабанчик годовалый рубль стоит. Постарше и откормленный уже рубля полтора. Примерно, как крепостная девчонка лет семи — восьми. Мужик лет тридцати, если грамотный, от пятидесяти до ста рублей встанет. Старая лошадь пару-тройку рублей. Хороший крестьянский конь-трёхлетка рублей на десять потянет, — перечислял пацанёнок цены, как нечто само собой разумеющееся.
— Достаточно. Пошли по ярмарке прогуляемся, — прервал я его, так как мы приехали.
Кстати, ровно полтора часа пробыли в пути, минута в минуту, отметил я про себя, защёлкнув крышку часов.
Воскресная сельская ярмарка, которая здесь проводится раз в месяц, меня не впечатлила.
В основном понаехали крестьяне, на пятидесяти — шестидесяти телегах, со своими привычными товарами. Тут же оказались торговцы, которых сразу было видно по навесам над прилавками. Пара скупщиков на гуляющий люд посматривала, опытным глазом вычисляя тех, с кем про покупку зерна можно сговориться.
— Александр Сергеевич, а вы в курсе, что всех вас пасут, и даже уже убивать собрались?
— Пока ещё нет. Надеюсь, ты просветишь? — задал я вопрос своему тульпе, из молодых.
— Две телеги. На одной четверо, но второй пятеро. Откуда вы, они уже
— Он нас сдал?
— Так нет. Там простота деревенская… К нему подошли с вопросом, где такого коня, как у него в упряжке, можно купить, он и растаял. И барыню свою назвал, и дорогу к имению объяснил. Так что, они туда выехали и уже засаду готовят, — доложил Серёга, на этот раз приодетый в жандармского ротмистра, пощёлкивая стеком по лаковому голенищу сапога.
— Ради чего? У меня денег почти нет. Вон, грабили бы продавца гусей! — воспротивился я явной социальной бессмыслице.
— Гусей у него всего дюжина. Продаёт он их по тридцать копеек. А у вас при себе часы, которые одни гораздо больше двух сотен рублей серебром стоят. И с барыни есть что снять, а уж её дочка, та вовсе постаралась, столько на себя вздела, что прямо красотка-красотка. Для тех, кто понимает, — с изрядной долей иронии отметил Серёга, — Как я понял, убивать вас собрались километрах в четырёх отсюда. Там как раз свороток глухой на вашу дорогу, которым редко, кто пользуется.
— Вооружены как?
— Кистени, топоры да косы.
— Дальнобойного ничего нет?
— Луков, копий и рогатин я у них не заметил, но косу могут кинуть, — чуть подумав, ответил Серега.
— Это как же её кинуть надо, чтобы она опасной стала? — усмехнулся я в ответ.
— Как-как, да очень просто. Лезвие вдоль древка переставляешь, и почти что копьё получается. Сама переделка пару минут занимает. Кольцо крепёжное сбить, лезвие на девяносто градусов развернуть и обратно тем же кольцом закрепить.
— Понятно, значит под бросок подставляться не буду, — согласно кивнул я головой.
— Прасковья Александровна, дорогая, а давайте-ка в обратную дорогу собираться, — нашёл я соседку около лотка с яркими платками.
— Так не посмотрели же толком ничего! — всплеснула она руками.
— Сердце свербит. Беду чует, — состроил я скорбную физиономию, — А оно меня никогда не обманывало.
В предчувствия здесь верят. Соседка вмиг серьёзной стала и начала беспокойно оглядываться в поисках детей.
Выехали мы обратно минут через пятнадцать. Мы, по моему настоянию, двигались первыми, и Никодим с Прошкой были настороже.
— Надо было урядника позвать, — выдал вдруг Поползень.
— Откуда он в этой глуши? — поинтересовался я.
— Так ярмарка же. Прискакал он, и даже с двумя казаками. Проследить хочет, чтобы беспорядков каких не сделали. Нет бы нам их позвать.
— И что бы ты ему сказал, что у барина сердце ноет? — проворчал в ответ Никодим.
Деревце ухнуло, как по заказу, стоило нам метров на сто углубиться в густой перелесок. С умом дерево повалили. Нетолстая берёзка, ствол которой можно пальцами охватить, а упала так, что не вдруг пешим перепрыгнешь.